Ри усмехнулся:
— Это просто — желать лучшего.
— Увы, все не так просто, как ты думаешь. Истина дается в чужие руки с неохотой, спеша уколоть шипом розы или ужалить ядовитым зубом змеи.
— Но вы говорили…
— Дело не в словах, а в том, что за ними стоит. Правд множество, истина же всего одна.
— Мы прошли испытание и знаем, каково выбирать, — Ри был готов обидеться. Пусть те были древними летописцами, но они давно умерли, превратившись в тени, которым не престало учить живущих, как им жить. Искусству умирать — еще может быть, но и только!
— Здесь все наоборот, — не обращая внимания ни на его слова, ни на чувства, монотонно продолжала тень, — не вам дается множество дорог, из которых вы выбираете одну, а вы испытываете бесконечность чувств, желаний, фантазий, одно из которых повелитель сновидений и спешит осуществить…
— Тогда в чем же вообще выбор! — вскричал Ри, чувствуя начавшее нарастать в его душе напряжение.
— В желании.
— Я ничего не понимаю… — пробормотала Сати.
— Я тоже, — Ри подошел к ней, встал рядом, словно проводя грань — противостаяние между живыми и мертвыми.
— Смертный может выбирать свой сон. Но для этого ему нужно подчинить себе все свои желания, все абсолютно.
— В этом нет ничего сложного…
— Совсем наоборот, — прервал юношу призрак. — Ты недооцениваешь власть чувств над собой. Подчинить их то же самое, что держать в полном повиновении свои мысли, заставляя приходить в голову только нужные, а не все равно какие… Не понимаете? Хорошо, — в голосе тени послышался глубокий усталый вздох, словно той надоело долгое, но безрезультатное объяснение. — Попробуем иначе. Представьте себе, что вы встречаете бога, который, будучи благосклонен к вам, обещает исполнить желание. Но только одно, одно единственное.
— Ну и…
— Бог слышит ваши мысли столь же отчетливо, как и речь, не делая никаких различий между словом, произнесенным в слух, и мелькнувшим в голове. И, в результате, исполниться может не заветное желание, а то, которое лишь случайно забрело к вам под действием голода, жажды или чего-то там еще…
— Ты хочешь сказать, — осторожно подбираясь к пониманию, как охотник к добыче, начал Ри, — что если моим случайным желанием будет глоток воды, — он провел шершавым языком по вмиг высохшим губам, — то…
— То сон выбросит тебя в сердце озера, спеша удивить своей щедростью, которая знает границ.
— Да-а-а, — с шумом выдохнул Ри.
— Но мы же не можем властвовать над всеми чувствами и желаниями, когда среди них есть те, которые выше нас! — проговорила Сати, с ужасом глядя на призраков, словно те подвели ее к самой границе ужасного кошмара!
— А есть еще память, фантазии…
— Все так сложно…! - качнул головой Ри, у которого уже не было прежней уверенности, что они смогут выполнить поручение небожителей.
— И мы должны со всем этим справиться! — в ужасе прошептала Сати.
— Мы не сможем. Ээто выше человеческих сил.
— А вы не люди.
Казалось бы, они дошли в своем удивлении до предела, все, дальше некуда, но эти слова заставили их остолбенеть, лишившись дара речи.
— Кто же тогда мы? — прошло не одно мгновение, прежде чем случайные искры мыслей, подобные вспышкам пламени в потоке огненной воды, стали вновь складываться в образы, обретая звучание слова.
— Спящие.
— У-ух, — и Ри, и Сати вздохнули с облегчением. Они ожидали услышать нечто совсем иное, вроде «призраки» или "духи".
— Спящие — это особое состояние, достигая которого все — и смертные, и духи, и демоны и даже боги становятся похожими. Сон равняет их. В нем нет женщин и мужчин, детей и взрослых, людей и животных, нет никаких иных различий, ничего, за исключением одного-единственного — между повелителями снов и их рабами.
— Но мы — не властители снов! Ведь у нихесть лишь два бога — госпожа Айя и… и Лаль, — они впервые произнесли вслух это имя и умолкли, пораженные тому, как легко соскользнуло с их губ то слово, которое все остальные караванщики предпочитали не помнить.
— Все относительно, спящий, — призрак привел своих спутников к грани и когда те уже занесли ногу над пустотой, понял, что пора указать им спасительный путь — невидимый мост над бездной. — Если между нами и богами нет разницы…
— То мы можем представить себя повелителями сновидений! — вскрикнула Сати, пораженная своим открытием.
— Да! — Ри потребовалось лишь одним мгновением больше времени, чтобы понять, о чем идет речь. И сразу же все слова, которые казались разрозненными звуками, сложились в стройный узор. — И тогда мы сможем…
— Но осмелимся ли мы? — прошептала Сати, которая успела сделать в своих размышлениях следующий шаг — от радости озаренья к боли и страху новых сомнений.
— А почему бы и нет? — пожал плечами Ри, думая о себе. — Раз во сне нет разницы между смертными и богами. О Лале же говорят, что он всего лишь подросток, такой, каким я сам был недавно.
— Да, но госпожа Айя… Простит ли Она меня за это, за мою дерзость?…Представить себя Ею…!
— Это только сон, спящая. Здесь нет лунной богини. Только ты, представляющая себя наделенной способностью повелевать снами. Только ты, — повторила тень. И тут ее очертания начали меняться, обретая пусть блеклые и расплывчатые, но, все же очертания.
— Госпожа! — первой узнав повелительницу смерти, воскликнула Сати, а затем сжалась в испуге под горящим взглядом грозной богини.
— Тихо, девочка! — остановила ее Кигаль. — Не бойся. Я здесь лишь для того, чтобы помочь.
— Госпожа… — начал было Ри, собираясь спросить…
Но богиня остановила его:
— Не прерывай меня. У нас осталось совсем мало времени… Сейчас я — лишь тень. Сей мир не подпускает меня к себе. Я чужая для него даже в большей мере, чем он чужд мне. Но те слова, которые я должна была вам сказать, указывая направление пути, могли прозвучать только здесь.
— Но почему Ты… — караванщик был поражен, его глаза полнились непониманием, когда ему казалось, да что там, он был почти уверен, что их призрачные спутники — два мужчины — летописца древности. Их голоса… Они звучали так похоже! И вообще… Он хотел спросить… Но умолк, не договорив фразы до конца, ведь, что бы там ни было, он не мог не то что требовать, но даже просить объяснений от богини.
— Так было нужно, — черты богини начали теряться, растворяясь в безличии тени. — Если бы вы знали, что с вами говорю я, то приняли б на веру любое сказанное мной слово.
— Да! — Конечно! Как же иначе? И все сразу стало бы таким простым! Не было бы сомнений, и вообще…
— Но здесь нужна не вера, — качнула головой тень, отступая на шаг назад, — а понимание. Чтобы продолжать этот путь, вы должны были не просто увидеть его, но прочувствовать, ощутив в себе каждую снежинку, что ляжет под ваши ноги, — она все удалялась и удалялась, голос звучал так тихо, что приходилось напрягаться, чтобы расслышать произносимые слова. — Это все, что я могла для вас сделать. Дальше вы пойдете одни. Летописец Мара укажет вам нужные врата, — второй призрак, оставшийся со странниками, низко склонил голову в немом покорстве. — Помните, что вы узнали на приграничье, — и исчезла.
— Пора, — беззвучно проговорил дух минувшего и в тот же миг серая дымка тумана, скрывавшая за собой все вокруг, спала, открывая взглядам спящих ровную, мощеную серым камнем площадь, бесконечную как сама пустыня.
Это место было похоже… Странники не могли сравнить его ни с чем, что видели прежде, ибо оно имело знакомые черты, однако соединенные в столь причудливый узор, что его смысл и назначение оставались покрытыми тайной.
Камень под ногами. Гулкое эхо, отзывавшееся на каждый шаг… Такой предстала бы, наверно, перед их взорами торговая площадь покинутого города, застывшего на грани умирания. А ее бесконечность лишь усиливали тягостно гнетущее впечатление.
Но стоило взглянуть на все иначе, и перед глазами возникал огромный дом, с которого безжалостный ветер сорвал крышу, разрушил до основания все стены, не оставив ни камня, но где, по причуде судьбы или желанию решившего позабавиться бога, остались все двери — множество дверей: больших, в которые могла бы проехать целая повозка, и совсем крошечных, в которые смогла бы проскочить разве что мышка или жучок. Среди них были покрытые золотой чеканкой с драгоценными камнями, которые сверкали в лучах собственного света будто врата в небесные земли богов, а были и старые, обшарпанные, покосившиеся так сильно, что, казалось, — один порыв ветра — и они, не удержавшись, рухнут, обращаясь в прах.