— Да. Если бы не они, я б не стал вмешиваться ни во что происходившее в твоем городе, зная, что перемена судьбы редко дает спасение, но всегда является шагом навстречу новым бедам… Однако, сейчас разговор не о городе.
— Конечно, — вздохнула богиня врачевания, смирившись с тем, что все, что ей было дано сделать, она уже сделала. — Только… Шамаш, ты хочешь, чтобы я пошла с тобой? — она храбрилась, однако же, охвативший ее душу страх был слишком силен, чтобы она смогла его скрыть.
— Нет, — он улыбнулся ей. — Спасибо тебе. Ты и так очень мне помогла.
— Тогда… Хочешь, я побуду пока в караване, дождусь твоего возвращения здесь? Ну, мало ли, если моя помощь еще понадобится…
— Нинти, тебе не о чем беспокоиться, — не спуская с нее взгляда открытых, как широкие небесные просторы, и таких же ясно-голубых глаз, проникновенным голосом промолвил Лаль. — Поверь мне, я действительно хочу помочь девочке. Она — такое милое, светлое создание! Если бы я только смог сопротивляться власти Нергала! Но он — великий бог, а я — всего лишь маленький божок, которого некоторые смертные и богом-то не считают… А тебе лучше вернуться в свой город. Кто знает, каким будет следующий шаг Губителя.
— Шамаш? — богиня врачевания в нерешительности взглянула на повелителя небес. Действительно, она уже начинала беспокоиться о своей Керхе.
— Ступай, девочка, — тихо проговорил колдун…
…- Жалеешь, что обратился к ним за помощью? — проводив Нинти взглядом, спросил Лаль. — Да, проще все делать самому, никого не прося, ни от кого не завися. Один всегда и во всем… Никто не предаст, никто не осудит. И ничьи слова не потревожат души сомнениями…
— Что дальше? — опустив голову на грудь, глядя куда-то в сторону, словно в пустоту, спросил Шамаш.
— Давно бы так! А то все разговоры, да разговоры, — проворчал Лаль, затем встрепенулся, собрался, обращаясь в движение: — Идем. Я отведу тебя к Куфе.
Он взмахнул рукой и тотчас мир внутри шатра затрепетал, заскользил, теряя очертания, открывая взгляду еще один полог, доселе пребывавший невидимым оку, за которым была не снежная пустыня, и даже не земля вовсе, а совершенно иной мир, же бескрайний и загадочный.
Караванщики, решившие, что перед ними явились просторы божественных небес, пали ниц, читая молитвы, повинуясь не разуму и даже не вере, но слепым чувствам, которые повелевали словно хозяин над рабами, не терпя прекословия и не допуская ни тени сомнений.
— Зачем? — повернувшись к Лалю, спросил колдун, понимая, что бог сновидения сделал все намеренно и вряд ли из-за простого желания показать свою власть над смертными.
— У нас нет времени прощаться с ними, — холодно ответил тот, — объясняя перед уходом что, как и зачем. Пусть верят и ждут. Разве не таков их удел?
Шамаш качнул головой, однако не стал возражать. Он уже подошел к тонкой грани, отделявший один край мироздания от другого, но тут на его пути выросла тень.
— Господин… — призрак летописца древнего времени склонился перед богом солнца в низком поклоне, застыл в смиренном покорстве, будто не замечая, что преграждает небожителю дорогу.
— Шамаш, поторопись, — крикнул из-за грани Лаль.
— Не надо, господин, не делай этого! — взмолился призрак.
— Но я должен.
— Не верь богу сновидений! Он обманет! Его стремление помочь Тебе — лишь обман!
— Шамаш, не медли! — голос Лаля звучал все более напряженно, вбирая в себя дыхание заплутавшего среди бескрайних просторов ветра. — Этот смертный… вернее, уже мертвый просто боится меня…
— Да, боюсь! — воскликнул призрак, о небывалой смелости которого, однако же, свидетельствовало то, что он не испугался не просто вступить в разговор небожителей, но встал на пути исполнения Их планов. — Боюсь, потому что знаю, что было когда-то, и предчувствую, что все может повториться! Господин, — он устремил на бога солнца умоляющий взгляд, — остановись! Прошу Тебя, молю! Ты нужен мирозданию!
— Я тебе не враг, Шамаш… — в голосе невидимки нервозность сменилась болезненной тоской. Так говорил бы тот, кто уже устал каяться в единственном грехе и объяснять вновь и вновь окружающим, что более ни в чем он не виноват. — Да и кто я такой — мальчишка, полудух — полубог — чтобы сражаться с повелителем небес?
— Летописец, — задумчиво взглянул на призрака колдун, — происходит лишь то, что должно произойти. Не больше и не меньше.
— Но…
— Я знаю, что случится, как и то, что не случится никогда.
— Ты говоришь загадками, господин.
— Да. Но разве будущее — не загадка? Не мешай его исполнению, ведь если ничего не произойдет, в первый же миг после ухода прошлого мир растает в объятьях пустоты.
— Но Ты…
— Не беспокойся обо мне. Лучше позаботься о смертных, которых я вынужден покинуть в такой миг. Утешь их душу историей.
— Да, господин, я расскажу им о прошлом. Может быть, оно поможет им принять настоящее таким, какое оно есть…
— Спасибо, — и он повернулся к черте, чтобы, не задерживаясь более ни на миг, перешагнуть через нее.
Глава 17
— Ну что, ты готова к путешествию? — громкий, низкий голос, прозвучавший совсем рядом, заставил Мати вздрогнуть. Ойкнув, она вскочила на ноги, оглянулась, застыла, увидев всего лишь в шаге от себя высокого мускулистого мужчину с вьющимися рыжими волосами, такими же усами и бородой. Из-под густых бровей сверкали глаза — тоже рыжие, с красноватым отливом и таким сухим блеском, что, стоило заглянуть в них, как начинала мучить нестерпимая жажда.
Пришелец был похож… Она забыла, на кого. Но, как ей казалось, эта схожесть проявлялась не только во внешнем виде, но и одежде, вообще всем облике.
Девочка не чувствовала себя испуганной или удивленной, просто ветерок неизвестного, налетев в ее крошечный мирок, складывавшийся из ее самой и того, что видели глаза, но уже перестал понимать разум, подхватил душу, словно та была упавшим с дерева листочком, заставил ее затрепетать, понес куда-то…
— Кто ты? — с неизменным интересом глядя на все новое, что случайно оказывалось рядом с ней, расширяя мир до новых, как казалось, бесконечных пределов, спросила она.
— Эрра. Мы только что говорили с тобой. Неужели ты не помнишь?
— Нет, — качнула головой девочка, улыбнувшись своему собеседнику. Все происходившее забавляло ее, но нисколько не расстраивало тем, что с каждым мигом она теряла куда больше, чем находила. Или, может быть, она просто не замечала этого.
— Я бог войны.
— Бог? Войны? — оба эти слова были ей столь же незнакомы, как и произносивший их. — Кто такой бог? А война? — она провела рядом с собой ладонью, подняла то, чего, холодного и твердого, коснулась ладонь. — Это война?
— Нет, — он взял из протянутой руки кусочек красного мрамора, удивляясь его чистоте и невинности. "Как он попал сюда? — удивленно подумал он. — Как реальная вещь могла оказаться в мире сна?"
Нергал вовсе не собирался что-то объяснять этой маленькой смертной, ничтожной, как песчинка у его ног. Зачем ему делать это? Однако же, обратив свой взгляд на лицо девочки, на котором было ожидание ответа и не сравнимое ни с чем горение любопытства, он проговорил: — Это камень. Простой камень.
— Ка-а-мень, — протянула та незнакомое слово. В ее глазах, устремленных на маленький кусочек мрамора, сначала был только интерес. Но уже через мгновение за ним забрезжило что-то, похожее на узнавание. — У меня… У меня раньше был камень. Другой. Но сейчас его нет. Наверно, я потеряла его. Я стала такой рассеянной… — она виновато взглянула на своего собеседника, словно извиняясь.
— Нет. Ты не потеряла. Ты отдала его мне. На время…
— А… И ты мне его вернешь? Раз он мой?
— Да. Но чуть позже. Хорошо?
— Ладно… — проговорила она с долей грусти. Прошло несколько мгновений и взгляд, из которого любопытство вытеснило все, даже не успевшие родиться раздумья, вновь устремился на Эрру: — Так что такое война?