С непониманием взглянув на маленькую смертную, небожитель посмотрел вокруг. Не то чтобы он не понимал, о чем она говорила, зная, что сон — мираж. Но даже он, великий бог, до тех пор, пока девочка не заговорила об этом, не ощущал пустоты окружавшего его мира, видя пусть расплывчатое, тягучее, переменчивое, но, все же, что-то. Теперь же…
Нергал не сразу поверил увиденному. Он даже решил, что это — очередной мираж, придуманный Лалем, но когда пригляделся… Тонкое полотно сновидений стало на его глаза тускнеть, распадаясь на нити, как, стоит приблизить глаз к картине, та из прекрасного произведения, отражающего лучшие стороны сущего, превращается в множество ничего не значащих точечек и штрихов, за которыми — грубый серый холст. И пустота…
Пустота, которая даже не могла сравниться с той бездной, над которой была возведена Куфа, ведь, что бы там ни было, город Нергала был вполне реальным. Здесь же… Ему даже стало не по себе.
"Мир сна…Он может быть сказкой, может быть чудом, может кошмаром, — думал Нергал, глядя вокруг и не понимая, почему он прежде не задумывался над этим, — может быть… Но на самом деле он ничто… Я привык полагать, что этот край находится за гранью магии, в той части бесконечности, где возможно все, где все создается и наполняется жизнью. Но если этого не происходит, если единственное, что берется от этих волшебных свойств — жалкий бестелесный мираж, что же остается? Ничто…"
Увидев, как тот повел плечами, словно сбрасывая с себя паутину оцепенения, Мати виновато спросила:
— Я что-то не так сказала?
— Нет, милая моя, — он поспешно повернулся к ней, единственно реальной во всем окружающем мире. И вновь ощутил болезненный укол в груди, словно от вошедшего в ранимую плоть кинжала, когда подумал о том, как же это несправедливо, что у нее, настоящей, будущего нет, а у этой безликой пустоты — бесконечное множество. — Вот что, — Нергал заглянул ей в глаза, улыбнулся, стараясь вложить в робкую улыбку все нашедшееся в душе тепло, — давай поскорее уйдем отсюда.
— И мы пойдем в твой мир?
— Да. Пусть он небольшой и может показаться тебе мрачным, но он есть. Он существует. Идем же, — и, взяв девочку за мертвенно холодную руку, он повел ее за собой.
Рядом со смертной путь, который должен был занять одно мгновение, растянулся надолго.
Спустя какое-то время девочка начала отставать.
Эрра остановился, повернулся к ней:
— Что с тобой, милая?
— Устала, — тяжело дыша, проговорила та.
— Ты могла бы полететь…
— Лететь?
— Ты не помнишь…
— Нет. Прости.
— Ничего, моя дорогая, все хорошо, — он присел рядом с ней на корточки, спеша заглянуть в глаза и убедиться, что в них нет ни грусти, ни обиды, ни боли, лишь полное огня любопытство существа, которое живет лишь мгновение и торопится за этот миг понять, впитать в себя все, чем богато это мироздание. — Знаешь, что мы сделаем?
— Что?
— Я позову своего друга. Он поможет нам побыстрее добраться до моей земли.
— Друга? А кто он?
— Он… — Эрра готов был все ей рассказать, но потом решил: "Девочка вряд ли поймет объяснения, как бы я ни старался". — Милая, потерпи немного. Я его сейчас позову. Он прибежит к нам, и ты увидишь сама, какой он. Хорошо?
Мати кивнула. Она была рада любой новой встрече.
— Отлично, — небожитель не смог сдержать улыбки, которая лучилась в уголках глаз, смиряя блеск яростного всесжигавшего солнца его души, которое еще совсем недавно не было способно ни на какие чувства кроме ненависти и ярости…
— Эрра, а он скоро придет? — спустя несколько мгновений, сгорая от любопытства, спросила девочка.
— Да, — тот огляделся. Он не слышал приближение зверя, находясь в той части мироздания, которая не знала звука, однако чувствовал — демон уже рядом. В сумраке сгустившихся теней он отыскал знакомое очертание. — Смотри. Видишь?
— Где? — она не сразу поняла, что у тени, казавшихся ей всего лишь иной, более густой частью пустоты, есть свои очертания, свой образ. А затем когда увидела… — Да! - и, сорвавшись с места, она бросилась навстречу тому, что приближалось.
Эрра хотел остановить ее, но ручка девочки проскользнула у него сквозь пальцы, освобождаясь.
— Постой! — не на шутку встревоженный, крикнул он ей вдогонку. — Демон может напасть…
Но маленькая смертная не слушала его, продолжая бежать к тени, которая из неясного смутного очертания уже начала превращаться в огромного крылатого быка с длинными золотыми рогами, подобными перевернутому серпу луны.
Прошептав себе под нос одно из множества известных его духу ругательств, Эрра бросился вслед за девочкой, спеша остановить ее, прежде чем что-то случиться. Но она бежала так быстро. И еще быстрее приближался к ней грозный бык, который, призванный своим господином, несся к нему, не замечая ничего на своем пути. — Нет!" — когда между маленькой смертной и демоном-быком оставалось расстояние, равное лишь нескольким прыжкам последнего, Эрра, не видя иного способа остановить слугу, стремясь не допустить того, что должно было вот-вот произойти, начал читать заклинание, призванное прогнать демона прочь, или, если это окажется невозможным, развеять его навсегда…
На какое-то мгновение его охватило странное чувство — горьковатая гнетущая боль. Ему было жаль терять слугу, который верой и правдой служил ему целую вечность. И все же, он был полон решимости остановить быка и сделал бы это, если бы… Если бы тот сам вдруг не замер, столь внезапно, что порыв ветра, несший его вперед, сорвался с демона серой тенью, пролетев еще несколько шагов, прежде чем пасть вниз, к ногам своего хозяина, который как раз подбегал к девочке:
— Милая… — он внимательно оглядел ее, опасаясь, что демон все-таки успел нанести ее душе смертельную рану.
Но на губах девочки лежала спокойная улыбка, глаза без страха рассматривали огромного зверя, который одним ударом ноги мог бы убить ее, раздавить как муху.
— Это твой друг? — не поворачиваясь к богу войны спросила Мати.
— Да, — убедившись, что с ней все в порядке, он вздохнул с нескрываемым облегчением. — Его зовут Алад.
— Алад! — почтительно повторила Мати, глаза которой горели восхищением. — Он такой… Такой… — она не могла найти слов, чтобы описать то, что видела, чувствовала. — Большой, сильный, красивый…
Эрра не успел ничего сказать, как маленькая смертная сделала последний шаг, отделявший ее от демона. Рука девочки потянулась вверх, к голове быка, его остроконечным рогам.
Он хотел уже оттолкнуть ее в сторону, отводя тот удар ярости, который должен был последовать, едва демон ощутит прикосновение чужого, тем более смертного духа. Но застыл, пораженный.
Из ноздрей зверя не валил клубами дым, из пасти не вырывался огонь, глаза — не красные, полные ярости, а карие, добрые, немного задумчивые и грустные, спокойно смотрели на девочку, голова сама опустилась навстречу ее руке.
— Он хороший! И такой добрый! — продолжая ласково гладить его по скуле, шее, Мати повернула к небожителю сверкавшее от радости лицо. — Эрра, а как он поможет нам добраться до твоего мира? Мы поедем на нем верхом, да? — вспыхнувший в глазах восторг от одной мысли о том, что ждало ее впереди, был так ярок, что бог войны даже зажмурился, как человек, боявшийся ослепнуть, глядя на солнечный диск в мгновение его наиболее сильного свечения. — Вот здорово! — тем временем она вновь повернулась к демону. — Ты отвезешь нас?
Тот с готовностью кивнул, словно зная язык смертных и понимая, о чем спрашивала его девочка, а затем с кряхтением опустившись на колени, замер, будто приглашая малышку забраться по его высокому мохнатому боку на спину.
— Давай я помогу тебе, — Эрра осторожно обхватил девочку за узенькую, хрупкую, как ствол маленькой березки, талию, легко, словно снежинку поднял вверх, подсаживая на быка.
Дожидаясь, пока крошка устроится на спине у демона, возле загривка, он стоял внизу, похлопывая Алада по тугому боку:
"Молодец…"