Отдай мне сон, увиденный тобой:
скалистый берег, облако, прибой,
рыбёшек стая, пены борода
и тихое, грудное слово «да».
Твой сон зажму я крепко в кулаке,
на золотом солёном ветерке
добавлю парус, чаек за кормой
и свет любви, манящий глубиной.
И будет, где гулять с тобою нам,
читая стих русалкам и волнам.
Автобиографическое
Всё бы слушал горы эти,
уходящие в Безмолвье!
– Здесь живёт пастух столетий
и творец стихов воловьих.
Говорят, он будит ночи
от тяжёлой спячки зимней,
и, тоской уполномочен,
воспевает в песнях иней.
У него жена из хлеба:
коркой, на зубах хрустящей,
выполняя волю неба,
учит реки, горы, чащи:
«Приходите к нам толпою,
духи ласковой Природы,
аметистовой тропою,
через тернии и годы.
Приходите пообедать
в нашу тёплую халупу
в понедельник, вторник, среду
просвещающего супу!
И согнётся для чего-то
женщина в цветенье юном,
и пчелиной позолотой
тронет тени, словно струны…
Так живут, забот не зная,
эти лунные творенья.
Замульта у них живая:
видится стихотвореньем.
Зарифмованы на славу
под цветущею черешней
конь – отпетая шалава
и Катунь в разливе вешнем…
Вам, алтайские угодья,
и тебе, речная заводь,
записал я в огороде
эту исповедь на память.
У постели больного
Ах, принесите мне дождь
в тёплой ладони!
Пусть у постели моей
сладко долдонит.
Ляжет рекой на полу
в детских мурашках,
влагой сполна напоит
лютик и кашку.
Вдаль навсегда унесёт
боль и тревогу,
песенку встречи споёт
с ласковым Богом.
И в золотистый туман
кутая плечи,
благословит меня в путь,
синий и вечный.
Церковь в Усть-Коксе
1.
Церковь в Усть-Коксе косые
ловит лучи – гусыня!
Узнать события хочет…
Церковь в Усть-Коксе – дочка
лугу, траве, ромашке,
дереву и букашке.
Утром, когда в газете
новости спят, и дети
видят в своих виденьях
от шоколада тени,
церковь идёт к реке
поговорить о Сыне
и золотом молоке.
2.
Льётся в уши стаккато
пенистых перекатов.
Хариусы и таймени
дно плавниками мерят.
Церковь слушает утро,
выдох его туманный
в зёрнах росы, как будто
в воздухе много манны.
И держит просвирку в руке
на овсяном ветерке.
3.
Поди, заряди её пулей
религиозной войны!
Церковь гудит как улей,
в неё цветы влюблены.
Лютики и ромашки
слушают аллилуйя
летящей в поле букашки
и щедрого поцелуя.
Церковь живёт свободой,
ей отдают голоса
пашни и огороды,
и в небесах гроза.
Юная кобылица
Утром Катунь дымится –
словно шашлык на углях
жарят, и кобылица
видна в её синих кудрях.
Она по дороге скачет
ветров и дальних созвездий,
неся на спине удачу
и чемодан провозвестий.
Её Замульта встречает
в каплях живого пота,
и угощает чаем,
и ждёт от Катуни что-то.
Но знает речная влага
лишь то, что сказали горы,
и Замульты овраги
полны тоски и укора.
Сверкая прозрачным ситцем,
дальше Катунь несётся,
и юная кобылица
играет встающим солнцем.
Встреча во сне, с незнакомкой
Спрошу с надеждой:
– Ты встрече рада?
Твоя одежда –
из шоколада.
Лицо пылает
восточной розой,
а на Алтае
стоят морозы.
Пускают ветки
живые корни
в просторы ветра,
где скачут кони…
И ты ответишь:
– Я – трепет лунный
в другом столетье
на медных струнах.
Я – призрак башен,
Я – луч в карете,
и мне не страшен
мороз и ветер!
Инвалид
Он сидит на скамейке,
козьей ножкой дымя,
и в глазах его змейки
из живого огня.
В ноги падают гильзы