В конце нашего квартала я пересек улицу. Кругом было тихо, пустынно. Я снова прибавил шаг. Меня как будто что-то беспокоило, словно я опаздывал на какую-то встречу. Облака слегка затянули небо, однако кое-где проблескивали звезды. Мистер Гренлин в школе Джонса Бегемота говорил нам, что звезд нет, а то, что мы видим, — это образы звезд, они отражают облик существовавших в прошлом звезд. Значит, таким образом можно, попросту говоря, заглянуть в прошлое, заключил кто-то из ребят. Однако мистер Гренлин ответил со свойственным преподавателям школы Джонса Бегемота чувством естественного превосходства:
— Вы лишь заглядываете в представления о прошлом, и это есть ваше представление о прошлом, поскольку вам сказали, что звезд, которые вы видите, не существует. Но поскольку вы лишь заглядываете в свое представление о прошлом, было бы весьма странным предположить, что вы заглядываете в общее для всех прошлое, не говоря уже об историческом. Есть вопросы?
Вопросов, разумеется, не было.
Я вышел на более широкую улицу, и тут до меня начало смутно доходить, куда меня влечет. Это была Броуд-Роуд, она отделяла непрестижный район Седар-Гроув, в котором жили мы, от громадной территории, именуемой Пуллз-Морэн (что это значило, я не знал), которая представляла собой примерно то же, что и Фернвуд-Хайтс. Стоило перейти на другую сторону Броуд-Роуд, как цены немедленно взлетали, а камешки и гравий под ногой сами собой превращались в никели, даймы, а то и в монеты по двадцать пять центов. Теперь я бежал. Я свернул на улочку под названием Дынная; о, знакомые места! и в груди моей ожило, забилось сердце. Ко мне вернулась жизнь! Улочка впереди сворачивала, изгибаясь точно ленивая змея, сейчас прямо за углом покажется поместье Боди. Нада столько раз обращала на него мое внимание. Улочка обвивается вокруг, значит, туда можно попасть и спереди, и сзади. Сквозь невысокие сосенки, высаженные в качестве живой изгороди, просвечивал дом Боди и шумное, яркое сборище вокруг бассейна. Обычно Пуллз-Морэн место тихое, но сейчас в ночной тиши каскадами неслись громкие звуки! Музыка, возгласы. Множество народу у бассейна, кто-то купается. Лунообразные фонари сияют вокруг бассейна. Видно, кто-то из отпрысков Боди пригласил приятелей по колледжу на вечеринку. Я тихонько пробрался сквозь сосенки, прижимая ствол ружья к плечу и уставясь вперед через оптический прицел. Перед глазами энергично двигались фигуры гостей, тени обрели объем. Я увидел все так близко, что у меня пропал страх быть замеченным. Сердце возбужденно билось! Не помню, когда оно еще так жарко билось с тех самых пор, когда на меня внезапно накатило безумное наваждение посреди цветочной клумбы, излившееся в приступе детской ярости. Сейчас мое сердце снова отчаянно колотилось, гнало драгоценную кровь по венам. Тут я увидел женщину: она накладывала на лицо пудру белой пушистой пуховкой и при этом произносила что-то отрывисто собачонке, скулившей у ее ног. Пуховка была огромная, белая; мне стоило усилий отвести взгляд. Кто-то упражнялся на прыжковой вышке — мускулистый юноша, прыгая, выкрутил отличное сальто. Ему зааплодировали несколько девушек. У подножия вышки группа молодежи чем-то мазала одну девушку — тело ее так и блестело в свете фонарей. Потом она изящным прыжком вскочила на доску, вытянулась в струнку (тело ее прямо сияло в свете фонарей), взметнула руки пальцами в небо. Казалось, купальная шапочка на ней золотая. Я смотрел на девушку, ощущая, как ночной воздух наполняется влагой. Тут кто-то щелкнул зажигалкой, поднес ее к ногам девушки, и та мгновенно вспыхнула пламенем! Я застыл, завороженный; со всех концов лужайки пробежал рокот изумления, а девушка, пылая огнем, подошла на носочках к самому краю доски и грациозно прыгнула в воду.
Когда золотая головка вынырнула из воды, огня уже как не бывало, и аплодировало всего несколько человек. Мне показалось, будто я стал свидетелем чего-то недозволенного.
И все же как будто вовсе не эта публика привлекла меня сюда. Я тихонько прошел в темноте мимо сборища; на меня наскочили весело хохочущие девушки, но не обратили на меня никакого внимания; ружье, которое я нес с собой, никого не испугало — ведь это могла быть и трость или просто палка, которой можно выловить потонувшую в бассейне шапочку. Я поднимался прямо на пригорок, на котором стояла сама огромная усадьба. В окнах дома сиял свет. В кухне толпилась молодежь в купальных костюмах. За кухней, вероятно, тянулись туалетные комнаты — это я определил по окнам. Затем — холл с огромным растением в кадке, дальше гостиная, и вот — тут мое сердце забилось с новой силой, — нечто вроде общей комнаты, где и сидел мистер Боди собственной персоной. Я понял: это тот человек, которого я искал.