Когда подносы горничных пустели, магия вновь их наполняла. Никто не разговаривал с нами и не обращал на нас внимания. Все, что требовалось от служанок, — мило выглядеть и не спотыкаться. Зал заполняла музыка, все гости смеялись и болтали. Часть гостей собралась вокруг Лоскутушки, лоскутной куклы: они хлопали, пока девушка прыгала и изгибалась, исполняя какой-то акробатический номер, напоминающий нечто среднее между брейк-дансом, танцем вог[8] и гимнастикой. Когда, сделав колесо, она села на шпагат, по залу пронеслись одобрительные возгласы. Лоскутушка поднялась и поклонилась, музыка сменилась на медленную и унылую мелодию. Все диско-шары, кружащие по залу, начали собираться в точке под самым куполом. Там они слились воедино и стали пульсировать в такт музыке, как огромное рубиновое сердце.
Затем сердце начало медленно опускаться. Болтовня в зале затихла, и все взгляды обратились к нему. Я просканировала взглядом толпу, пытаясь отыскать главных действующих лиц. Как ни странно, большая их часть куда-то пропала: я не увидела ни Волшебника, ни Озмы, ни даже Глинды с Дороти. Страшила, Лев и Железный Дровосек тоже испарились.
На данный момент в зале остались только звезды второй величины. Достигнув пола, стеклянное сердце взорвалось, осыпав всех вокруг дождем красных искр. Что-то опустилось мне на руку — оказалось, сверкающие красные точки превратились в лепестки роз. Я смахнула их, пытаясь разглядеть что-либо сквозь пелену из блесток, конфетти, лепестков и розоватого дыма. Принцессе стоит отдать должное, она умеет эффектно появиться. В центре зала, там, где пару мгновений назад пульсировало стеклянное сердце, стояла Дороти. За ее спиной появилась свита — Страшила, Железный Дровосек, Лев и Глинда, которые, однако, быстро ушли, смешавшись с толпой.
Дороти была прекрасна и величава, настоящая принцесса с головы до ног. Губы накрашены помадой — без капли ВечноУлыбки, — улыбка принцессы была легкой и расслабленной, дарящей ощущение тепла. На ногтях Дороти сияли настоящие рубины. Локоны были изящно уложены в высокую прическу, по прядям пробегали золотистые прожилки к изумрудному гребню на самом верху — Изумрудный город и дорога из желтого кирпича, как поняла я.
На принцессе было длинное облегающее, расшитое бисером платье, расширяющееся от колен. Корсет был затянут так туго, что я не понимала, как она в нем дышит. Дороти намеревалась продемонстрировать всему миру не только шикарное декольте: сбоку платья был разрез, открывающий и другие формы принцессы. И, конечно же, туфли. С появлением Дороти толпа словно сошла с ума. Аплодисменты и крики раскатисто разносились по всему залу. Дороти взмахнула ресницами, изображая скромницу, и махнула рукой, безмолвно говоря: «Ах, ну что вы».
Мимо принцессы проплыл поднос. Даже не глядя, она подхватила бокал с коктейлем и, выпятив пухлые губки, сделала изящный глоток. До-олгий глоток. Наконец, когда бокал наполовину опустел, Дороти промокнула уголок губ салфеткой и подняла руку, призывая своих восторженных вассалов к тишине.
— Благодарю, — произнесла принцесса приторно-сладким голоском. — Я так рада, что все вы смогли приехать этим вечером сюда, чтобы отпраздновать со мной столь замечательное событие.
Стоящий передо мной жевун в ярко-оранжевом смокинге повернулся к соседу — приземистому, похожему на монаха мужчине в узорчатом кимоно, с бородой, подобной щупальцам осьминога, и прошептал:
— А что за событие-то?
— Да ей просто захотелось закатить вечеринку, — отозвался монах.
Я бы подумала, что это событие — какой-то неизвестный мне праздник Страны Оз. Но вечеринка была устроена просто по прихоти принцессы. А Дороти тем временем театрально прикрыла лоб ладонью.
— Как многие из вас знают, последняя неделя выдалась очень сложной. Одна из моих ближайших фрейлин оказалась отвратительной Злой предательницей, и, как вы можете представить, я была морально опустошена. Но с радостью хочу сказать, что проблема уже решена и все стало даже лучше, чем раньше. А теперь, прежде чем мы вновь продолжим танцевать, хочу представить вам особую гостью, чье присутствие здесь ужасно волнительно для меня.
Воцарилась тишина, и в дальнем конце зала послышался шорох. Глухой шепот пронесся по толпе, расступавшейся, чтобы освободить путь для новой гостьи. О ком могла говорить Дороти? И тогда я увидела ее: шатаясь из стороны в сторону и делая неуверенные шаги, она брела, с трудом удерживая поднос, заставленный напитками. Ее лицо опухло и было покрыто ссадинами, а зеленая форма горничной запятнана кровью. На месте глаз зияли два темных пустых провала, а рот неуклюже приоткрылся, будто застыл в крике.