Я покачала головой. Все тело обезьяны было покрыто запекшейся кровью. И она продолжала душераздирающе кричать.
— Ты спасла меня, не позволив заговорить с Глиндой.
— Это другое дело. Ты не преступница.
Я посмотрела на Индиго, а потом вновь на обезьяну. Нет, нельзя ее бросать. Просто невозможно! И ни секунды больше не сомневаясь, даже не подумав, я кинулась к столбу и принялась развязывать удерживающие пленницу веревки.
— Нет! — вскрикнула Индиго, но даже не попыталась меня остановить.
Пара секунд — и обезьяна на свободе. Я подхватила ее на руки — она оказалась гораздо тяжелее, чем казалось, — и осторожно опустила на желтые кирпичи. Именно в этот момент мои пальцы нащупали у животного на лопатках два грубых, лишенных шерсти обрубка. Я не сразу поняла, что это такое. Зато, когда пришло осознание, к горлу подступила тошнота. У обезьяны когда-то были крылья.
— Черт! — воскликнула Индиго, в панике хватаясь за голову. — Черт, черт, черт, черт!
Она выскочила на середину дороги, неистово озираясь, будто ждала, что за нами могут в любую секунду прийти. Но ничего не произошло: не зазвенел сигнал тревоги, не раздались звуки выстрелов, в небеса не взметнулось пламя. Совсем ничего.
— Чего ты ждешь?
— Ты не понимаешь. У них есть способы. Они все знают. И все видят.
— Как? Кто?
— Да вот так.
— Если бы они действительно знали обо всем в стране, нас бы уже поймали. Ну все, хватит. Уверена, где-то в твоем безразмерном рюкзаке обязательно должна быть вода.
Неохотно порывшись в рюкзаке, Индиго выудила фляжку и протянула ее мне. Я влила воду в потрескавшийся рот животного и замерла в ожидании. Буквально через мгновение глаза обезьяны приоткрылись. Она закашлялась, давясь и отплевываясь, и только потом заметила нас.
— Вот, держи… — проговорила я, помогая ей сделать новый глоток.
— Спасибо, — ответило животное слабым голосом, больше напоминавшим хрип.
— О боже! — взвизгнула я, отскакивая. — Оно разговаривает!
— Конечно, разговариваю, — просипела обезьяна, даже в таком ослабленном состоянии умудряясь передать голосом глубину нанесенного оскорбления. — Я же образованная обезьяна. Меня зовут Олли.
Хотя я еще не оправилась от потрясения, но все же наклонилась, помогая обезьяне сесть. Пальцы вновь скользнули по неровным коротеньким обрубкам, торчащим из лопаток.
— Не обращай внимания, — пояснил Олли, заметив мое смятение. — Там всего лишь были крылья. Пока я их не обрезал.
7
— Нужно идти, — протянула Индиго. — Этот столб наверняка заколдован. Скоро они узнают, что мы освободили преступника.
— Может, стоит сойти с дороги? — предложила я. — Мы слишком заметны, и если нас ищут…
— Нет! — Индиго категорично замотала головой. — Дорога ведет в Изумрудный город, а именно туда мы и направляемся.
Олли с ней согласился.
— Мы в самой дикой и необитаемой части Страны жевунов, — сказал он. — Стоит только сойти с дороги из желтого кирпича, и все перевернется вверх дном. Направления потеряют смысл, а мы тут же заблудимся.
— Ты тоже идешь в город? — спросила я.
— Говорят, где-то там спрятан вход в подземный туннель, — ответил Олли. — Он ведет на север, туда, где живут остальные Бескрылые. Я хочу найти его.
— А есть другие? Оставшиеся без крыльев?
— Дороти захотела поставить их в упряжь, — объяснила Индиго, при этом щеки ее раскраснелись. — Сделать себе рабов. Возжелала запрячь тысячу обезьян в свою дурацкую летающую колесницу. Что им еще оставалось?
Я обрадовалась, увидев жевунью в бешенстве. Злость по крайней мере может хоть к чему-то привести. Такая Индиго нравилась мне куда больше той, которая час назад сидела на камне и, казалось, была уже готова сдаться. Той, что сходила с ума от ужаса и собиралась оставить Олли висеть на обочине дороги. Но я понятия не имела, о чем она говорила, а потому с недоумением посмотрела на Олли.
— Сильные мира сего всегда использовали мой народ в своих целях, — начал объяснять он. — Еще до времен правления Дороти летучие обезьяны были рабами. Это часть проклятия: крылья подвержены воздействию магии, из-за них нами легко управлять. Освободившись из-под гнета ведьм, мы думали, что никогда больше не станем никому прислуживать. А потом вернулась Дороти, и некоторые обезьяны решили, что за свободу не жаль заплатить свою цену.
— И потому вы отрезали себе крылья, — закончила я за него. Я не могла представить подобную жертву. Хотя могла ее понять.
— Свобода лучше, чем просто способность летать, — уверенно сказал Олли. — Но не все были с этим согласны. — На его лице читалось явное отвращение. — Те, кто пожелал остаться свободными, ушли на север, в укрытие.