Глядя на город с такой высоты, практически забываешь обо всех ужасах, творящихся внизу. Здесь несложно представить, что вот она — настоящая Страна Оз. Но, как бы ни хотелось, вечно стоять здесь, упиваясь мечтами, я не могла. Если надолго задержусь на одном месте, обезьяны обязательно поймают меня.
Я сглотнула и бросила взгляд вниз. «Ну же, Эми, просто представь, что катаешься с горок в аквапарке!» — подбодрила я себя. Может, самоубеждение и помогло бы немного, если бы я хоть раз была в аквапарке. Мама никогда меня туда не возила. Так что пришлось лишь вздохнуть поглубже, сесть на попу и попытаться убедить себя, что спуск в любом случае окажется легче подъема. Или быстрее. Я зажмурилась и оттолкнулась.
Когда я помчалась по склону, сердце ушло в пятки. Ветер хлестал в лицо, с каждой секундой становясь все сильнее. Сперва было страшно, но буквально через минуту я решилась слегка приоткрыть глаза и увидела, как мимо на бешеной скорости проносятся облака. От неожиданного прилива восторга я чуть не завизжала, но вовремя спохватилась, вспомнив, что привлеку внимание обезьян. Вместо этого я лишь тихонько пискнула и расплылась в широченной улыбке.
С глухим шлепком я ударилась о землю, где меня уже ждали Индиго и Олли. Оба слегка волновались.
— А это даже весело, — сказала я, с трудом поднимаясь на ноги и отряхиваясь.
Индиго бросила на меня уничижительный взгляд, а Олли отвернулся. Тогда-то я и поняла свою ошибку: он не думал ни о горке, ни об иных угрозах. Мысли его занимали лишь обезьяны. Интересно, каково это, быть так близко к своему народу и не иметь права даже взглянуть на него? Обезьяны не злые, они просто рабы, а некоторые, возможно, даже были его друзьями. Есть ли там, в небесах, его братья и сестры? Услышал ли Олли среди отдающихся в ушах криков знакомые голоса?
— Прости, Олли, — пробормотала я.
Он кивнул, словно ничего и не случилось, но когда наконец заговорил, я не сомневалась, что он зол. Олли словно выплевывал слова сквозь сжатые зубы. Может, он рассердился и не на меня, но какая, собственно, разница?
— Я на все готов, чтобы вернуть их, — тихо сказал он. — А в твоей жизни есть кто-нибудь такой? Тот, ради кого ты пойдешь на все? Что бы ни случилось.
— Я… — Задумавшись, я прикусила губу.
Было время, когда я без сомнений назвала бы маму. Но теперь эта уверенность пропала. Я столько раз пыталась ее спасти, делала все, что только могла придумать, но ничего не помогло. Ни капельки. А теперь она, может, уже мертва…
— Не знаю, — наконец сказала я, чувствуя, как лицо полыхает от стыда.
Олли склонил голову, кажется, не поверив мне. Не такого ответа он ожидал.
— Мне за тебя стыдно, — вздохнула Индиго. — Очень стыдно.
Больше мы не произнесли ни слова. Просто поплелись вперед. Но вопрос Олли так и не выходил из головы. И я пообещала себе: если вдруг выпадет шанс спасти летучих обезьян, я его не упущу. Чего бы мне это ни стоило. Не для Олли, для себя. Ведь маме помочь я уже больше не смогу.
Несколько минут спустя, когда дорога вильнула в сторону, мы оказались в яблоневом саду. Деревья здесь оказались пышными и зелеными, не в пример жутким кукурузным полям, а на ветвях заманчиво наливались огромные красные яблоки, яркие и сочные.
Я сошла с дороги — урчание в животе затмило даже былой опыт с кукурузой-мутантом. Привычно сидящая в кармане Звездочка тоже смекнула, к чему все идет. Когда я потянулась к плодам, она высунула мордочку и жадно заверещала. В какой-то момент мне вдруг показалось, что дерево вздрогнуло. Я отдернула руку и посмотрела на стоящую рядом говорящую обезьяну, вспоминая, что здесь возможно все.
— Это дерево только что двинулось?
— Они еще и разговаривают, только приняли обет молчания.
— Добровольно?
— Принцесса посчитала, что их болтовня портит аппетит, а это идет наперекор Указу о Счастье.
— А как же их счастье? Деревьев, я имею в виду.
— Думаю, все мы слишком поздно поняли, что в стране теперь имеет значение счастье единственного человека — Дороти, — заметила Индиго, прерывая нас.
Олли с сочувствием посмотрел на меня:
— Понимаю, ты хочешь есть, но нельзя этого делать.