Он был рожден в роскоши, любимый сын испанского дворянина, жившего в неаполитанском королевстве. Наследник герцогства Альбукерк, он пользовался всеми привилегиями, — от лучших учителей Сьены до превосходных мастеров охоты и верховой езды в Андалузии.
Но в тринадцать лет Андрэ потерял мать, умершую от загадочной болезни, название которой, как он понял позже — яд. Вторая жена герцога появилась почти мгновенно, словно только и ждала этого часа. И очень скоро Андрэ понял причину такой поспешности: по истечении пяти месяцев после свадьбы она родила герцогу второго сына.
Юный, наивный Андрэ обрадовался брату и совершенно не замечал жгучей, злобной ненависти мачехи. Она, в свою очередь, не собиралась мириться с тем, что ее отпрыску была уготована роль второго сына, и он будет отдан церкви, в то время как Андрэ унаследует герцогство.
Мачеха была полна решимости лишить его наследства и, не моргнув глазом, отравила бы и Андрэ, но ей удалось найти другой выход. Будущее пасынка она разрушила одним ударом.
С того самого дня прошло почти пятьдесят лет. Воспоминания о ребенке, которым некогда был, Андрэ носил в себе. Красивый мальчик, чье сердце наполнено любовью, не обремененный никакими заботами, с душой легкой, как летние облака.
Тот мальчик умер. Всю свою жизнь Андрэ Скалия пытался забыть ужас постигшей его трагедии.
Тряхнув головой, чтобы отогнать страшные воспоминания, Скалия удовлетворенно заметил, что королева распустила совет. Он подождал, пока все уйдут. Зная, что ему следует уйти вместе со всеми, он тем не менее, не двигался с места.
Не догадываясь о его присутствии, Елизавета упала в резное кресло, стоявшее во главе стола, за которым обычно проходили совещания, и закрыла лицо худыми, бледными руками.
«Ах, Елизавета», — подумал Андрэ, даря ей мгновения одиночества и уединения. Он встретился с ней на заре ее правления. Окрыленная победой и только что обретенным чувством власти, королева начала собирать вокруг себя величайшие умы государства. Андрэ, состоявший тогда в свите посла Венеции, быстро выдвинулся вперед.
Между амбициозной королевой из рода Тюдоров и хитрым, уже седеющим Андрэ Скалия сразу же возникло чувство, похожее на сильный электрический разряд. Родственные души, преданные делу, которое ставили выше любви и даже самого Бога.
Вот уже двадцать лет он преданно служил ей и имел полную свободу действий.
Андрэ вышел вперед, зашелестев бархатными одеждами, приблизился к столу и опустился перед королевой на одно колено.
Елизавета смерила его гневным взглядом:
— Ты хорошо научился маскироваться в тени, Андрэ, или это твой врожденный дар быть незаметным?
Он взял ее ледяную руку и слегка прильнул к костлявым пальцам губами, затем встал:
— Не то и не другое, мадам.
Елизавета локтями уперлась в крышку стола.
— Тебе лучше уйти, у меня отвратительное настроение.
— В таком случае… я лучше останусь, Ваше Величество.
Рука королевы, такая хрупкая и все же сильная, обрушилась на стол.
— Будь они все прокляты! Как смеют они пытаться успокаивать меня этим восстанием на севере? Как смеют размахивать у меня перед лицом своими балансами и свитками? Как смеют говорить о том, чтобы выпустить новую монету и, Господи прости, обещать заплатить королевские долги?
Андрэ терпеливо ждал, пока королева выговорится, давая выход своему плохому настроению. Прищурившись, она посмотрела на него:
— Черт возьми! Андрэ, ведь ты уже старик! Ты не имеешь права быть таким красавцем!
Он поклонился. Суровая красота Скалия всегда была полезным атрибутом.
— Ваше Величество, осмелюсь заметить, что ваша благосклонность была бы для меня бесполезной, будь я уродом.
Она приподняла одну бровь:
— Я люблю красивых мужчин. Тех же из них, кто отличается еще и умом, люблю вдвойне. Ну да ладно. А что ты думаешь о моем последнем несчастье?
— Думаю, королеве нужна новая статья доходов, и как можно быстрее.
— Именно так. Тогда следует ли конфисковывать имущество повстанцев?
— Это может вызвать нежелательную реакцию определенных влиятельных кругов. Есть другая возможность.
— И что же это?
— Доходной статьей, в которой вы так остро нуждаетесь, может стать ваш самый главный враг.
Королева отрывисто рассмеялась, но смех ее был невеселым.