Сидит Алексей возле дома на бревнышке и разные подобные истории вспоминает. «И вправду, должно быть, есть на свете Олень с золотыми рогами, раз о нем такая молва идет». Кажется, ничего бы не пожалел, лишь бы повидать его. Но как? Является он только к самым лучшим мастерам. Эх, подучиться бы еще у Ивана Петровича.
Поглядит Алексей на дорогу. Нет, не едет учитель. И снова тоскливо на душе.
Не спеша, с достоинством подошел Фрол. С прищуром посмотрел на Алексея.
— Сидишь?
— Сижу.
— То-то. Небось нету хозяина-то, вот и сидишь.
— А хошь бы и так, — небрежно ответил Алексеи и как гусь повернул голову на длинной шее.
— В городу, что ль, Петрович-то?
Алексею хотелось сказать что-нибудь неприятное этому сытому и важному человеку в новом суконном кафтане. С детства недолюбливал он сытых и важных. Они напоминали ему городового Пантелькина, который чуть что давал зуботычины каждому, кто под руку попадется.
— Может, и в городу, — отвечал Алексей, — тебе, что за дело?
— Не ершись больно, а то, гляди, бока не намяли бы наши-то, подновские.
— За что?
— За здорово живешь. Ты вот, гляжу, все один да один. Шел бы в компанию к мому Андрюшке. Мой-то в обиду не даст. Наши никому не спустят. Заходи к нам. Гостю завсегда рады.
Думалось Алексею: неспроста зовет, выведать что-то хочет. Интересно даже стало.
— Тебя Лексейкой, кажись, зовут? — спрашивал между тем Фрол.
— Алексеем.
— Алексей — человек божий. А скажи, Лексей, что за махина у вас в дому такая?
— Это какая? — сдвинув на лоб картуз, заскреб затылок Алексей. — Та, что у печки, что ль?
— А хоть бы и та.
— Нет, у окна лучше — новенькая!
— Ты не крутись как бес в колесе. Сказывай, что вы там делаете?
Алексею явно нравилось сердить этого бородача.
— Учитель не велели сказывать, что мы делаем, — растягивая слова, наслаждался Алексей. — Вы бы у него сами спросили.
Переступил с ноги на ногу Фрол, кашлянул. Потом, немножко подумав, сплюнул и пошел прочь.
Видит Алексей и глазам своим не верит. По дороге, по-утиному переваливаясь, плывет подвода. На ней ящики высоченные, и на них Иван Петрович восседает. «Что бы это значило?» Из калитки выпорхнула Наталья, полушубок кой-как на плечах, отопки на босых ногах. Подкатила подвода к воротам. Иван Петрович спрыгнул на землю.
— Принимайте купца с товаром.
Алексей в щели заглядывает, понять не может, что хозяин из города привез.
— А ну, Алеха, открывай ворота. Рот не разевай — гостинцы принимай.
Когда тяжелые ящики под навес сгрузили, Иван Петрович усадил на крыльцо Алексея с Натальей.
— Был я у Извольского. Приехал к нему и говорю: «Дозвольте оглядеть вещицы редкой работы». Ай, думаю, была не была. «Отчего, — говорю, — с заморскими художниками не потягаться?» У Извольского Микулин в тот час был. Ну тот для потехи подзадоривает: «Ай да Ванька Кулибин, он не только гляделку, а лестницу на луну построит. И полезем мы туда золото искать». Спрашивает: «Можно на Луну залезть?» Сказал я им, что, если бы Земля не вертелась, можно бы подумать. Они смеются: «Как же это Земля вертится, когда мы всегда вверх головами ходим?» Слово за слово. Между купцов спор вышел: сделаю я гляделку наподобие заморской или нет? Вот и отдали они мне все эти махины, чтобы я по образцу и подобию копию снял. А так как мы с вами самолично решать не можем, я к Михайле Андреевичу, нашему благодетелю, подался. Сказал ему, что на время хочу часы отложить, а сделать гляделку на луну. Осерчал он… «Ты, — говорит, — меня в трубу разоришь, а потом на луну выть заставишь». Многое снес, пока разрешение получил. Опять-таки Микулин вмешался. «Дозволь, — говорит, — Михайло Андреевич, — часть расходов на себя взять». Задело тут за живое Костромина. Гордость свою выказал. «Слава богу, свой капиталец имеется, к соседям занимать не ходим». Вот и привез я вам заморские махины.
В дом вернулась радость. Через час все сидели за столом, накрытым праздничной холщовой скатертью. Даже у ребятни сверкали глазенки. Иван Петрович рассказывал о чудо-приборах. Наталья была довольна таким исходом.
Ночь напролет в мастерской горели свечи. Разбирали телескоп. Думали-гадали, из чего и как сделать подобные зеркала.
— Есть, Алеха, есть, брат, на свете настоящие мастера, — говорил Иван Петрович, — вон Ванюшка Шерстневский правильно делает, что по земле ходит. У людей всему можно научиться!
Алексей поддакивал учителю, не спуская глаз с деталей удивительной работы.
Утром, когда Наталья пришла звать за стол, застала своих «мужичков» сидящими на полу. Вокруг, на половиках, лежали детали.