Отец ее, старый граф, покинул пределы Польши, желая приблизиться ко двору прусского короля и там искать для себя милостей, а для родины — помощи. Ненавидя Россию, он, как и добрая половина шляхты, скорее запродал бы родную Речь Посполитую прусской короне, нежели уступил, пядь земли российскому императору.
Весьма искусный в интригах, старик преуспел в своем намерении укрепиться при Берлинском дворе Фридриха Великого. Более того, там он просватал свою дочь Терезу за барона фон Эйленгофа — человека богатого и знатного. Сей союз был особенно желателен отцовской гордости и спеси в большей степени потому, что жених был пруссаком. В этом браке и родился Петер.
Разница между братьями составляла 4 года, срок немалый, особенно в детстве. Однако верховодил всегда Петер. Он был спокоен и сдержан, как и его отец, но в нем была та внутренняя сила и властность, что усмиряла вспыльчивый братнин характер. А Тадеуш был вспыльчив, настоящий поляк и сын своего отца.
Умирая, дед их, граф Масальский, завещал Тадеушу все польские свои владения, а также Тадеуш получил поместья родного отца. Петер наследовал барону и оба брата, таким образом, были богаты и независимы. Объединяло же их безусловное влияние младшего брата и то стремление к Пруссии, что демонстрировал старый граф, а от него перенял и Тадеуш.
Итак, братья встретились, обсудили свои дела и гуляли теперь близ ледяных гор.
— Смотри-ка, какая красавица! — воскликнул неожиданно Тадеуш.
— Где? — спокойствие никогда не изменяло Эйленгофу.
— Да вот. — И Тадеуш указал на Наташу, смеявшуюся в ответ на что-то, сказанное Оболенским.
— А-а, — протянул Эйленгоф. — Я знаю ее.
— Ты? — поразился Тадеуш. Но откуда? Такая красивая девушка… Возможно ли меня ей представить?
— Изволь, — улыбнулся брат, — но с условием.
— Все, что угодно!
— Хорошо. Я поймал тебя на слове. Я тебя представлю ей, но завтра же ты уедешь из Петербурга.
— Все, что угодно! — пообещал Тадеуш.
Удивленная Наташа увидела, как к ней приближается былой попутчик Эйленгоф.
— Барон! — воскликнула она. — Вот нежданная встреча! Никак не чаяла вас здесь видеть.
Эйленгоф сдержанно поклонился и учтиво ответил на приветствие:
— Весьма польщен, что вы вспомнили меня.
Девушка рассмеялась:
— Ах, не вините меня в забывчивости.
— Князь. — Барон поклонился Оболенскому.
Федор сдержанно ответил на поклон:
— Сударь…
Увидев барона, князь омрачился несказанно. Их дела были давно улажены, и Оболенский полагал, что Эйленгоф покинул столицу. Однако тот, как видно, не поспешил сделать этого.
— Позвольте представить, — тем временем продолжал Эйленгоф, — старший брат мой — пан Тадеуш Сангушко.
Наташа любезно поклонилась новому знакомцу, и Тадеуш сразу взял быка за рога. Он завладел вниманием девушки, веселил ее, рассказывал какие-то небылицы, предоставляя Оболенскому и Эйленгофу идти позади них, наслаждаясь обществом друг друга. Громкий и смазливый польский граф раздражал князя, но тем не менее Оболенский не замедлил взять его себе на заметку. Все те, с кем общался Эйленгоф, были достойны пристального внимания.
Барон числился в прусских шпионах, и с ним велась игра. Ему позволялось думать, что он обличен доверием русской дипломатической миссии. Но было известно, что он один из тех, кто активно желает присоединения большей части польских земель, а то и всей Польши к Пруссии, в ущерб интересам России.
И вот теперь брат этого человека не давал ему объясниться с девушкой, в которую князь был влюблен. И чем менее у него было возможности для объяснений, тем более Оболенский негодовал и тем более чувствовал себя влюбленным.
Но, к счастью, все заканчивается. Эйленгоф и Сангушко откланялись. Но и Наташе уже пора было возвращаться. Она устала и немного замерзла.
— Вы, кажется, увлеклись вашим новым знакомым? — спросил князь.
— Нисколько, — ответила она. — Он чересчур болтлив. К тому же, я подозреваю, ничто из сказанного им не было правдой.
Оболенский улыбнулся.
— Я хотел кое-что сказать вам. Но теперь уже не осталось времени нам на разговор.
— Есть еще несколько минут, — сказала Наташа. — Я задержусь, а вы будьте кратки.
— После такого приказа не смею ослушаться! — сказал Оболенский, и они оба рассмеялись.