Приказав кучеру ехать, Сангушко наконец отпустил женщину. Она, почувствовав себя свободной, замахнулась на него и пару раз ударила Тадеуша кулаком по груди. Но эти удары были для него вовсе нечувствительны, как комариный укус. Капюшон упал с лица пленницы и взорам Тадеуша предстали черные волосы, черные глаза, смуглая кожа и алые губы. Это была Маргерита.
Да, Нарышкин не ошибся. Он видел именно ее под окнами дома. Как Маргерите Джанчини удалось пробраться в Россию — история темная. Нарышкин никогда этого так и не узнал.
Теперь же она сверкала глазами на человека, так внезапно ее пленившего, не зная еще, чего ей ждать от него, но уж точно зная, что она попытается соблазнить его и это не будет ей особенно неприятно, ибо Тадеуш был красив, истинно красив. Его внешность обращала на себя внимание всегда, при любом его появлении дамы теряли от восторга голову. Редко кому удавалось сохранить присутствие духа при первом взгляде на него.
— Что вам нужно, сударь? — спросила Маргерита у Тадеуша, едва оправившись от первого потрясения.
Говорила она по-итальянски, и Сангушко ее не понял.
— Говорите ли вы по-французски? — спросил он.
— Да, месье. Что вам угодно? — продолжила она.
— Мне угодно знать, зачем вы следили за домом господ Нарышкиных? — ответил он.
— Разве запрещено просто стоять и смотреть?
— Нет, не запрещено. Но вы не просто стояли и смотрели. Вы стояли битый час и не сводили глаз с окон дома, мадам. У вас должна же быть для этого какая-то причина?
Маргерита не отвечала.
— Назовите хотя бы ваше имя?
— Мне кажется, что это вам следовало бы сначала назвать себя, — сказала она. — Вы так дерзко похитили меня! Какое вы имели право?
— Никакого, кроме того, что в этом доме живут люди, которые мне интересны. И все, кто следит за ними, также вызывают мой интерес. Быть может, мы могли бы быть полезны друг другу? Впрочем, я все же представлюсь: граф Тадеуш Сангушко к вашим услугам.
— Синьора Маргерита Джанчини.
— Итак, что же вы делали здесь, синьора Джанчини?
Посмотрев на Тадеуша, Маргерита вдруг каким-то чутьем угадала в нем своего соратника. И тут же поведала ему о том, что желает отомстить. Она не питала никаких уже иллюзий насчет того, что Нарышкин женится на ней. Но за то, что он отверг ее, за свое унижение, а Маргерита чувствовала себя униженной, она хотела расплаты. Она ничего не смогла бы сделать Василию Федоровичу. Даже убив его, Маргерита не насытила бы своей мести. Но его дочь — ненавистная Наталья! Вот чьи мучения и, быть может, даже гибель нанесут удар по человеку, который оскорбил ее, пренебрег ею!
Молча выслушав ее, Тадеуш возрадовался своей проницательности. Эта женщина могла быть ему полезна. Нет, смерти Наташиной он не желал. Напротив, ей он желал всяческого благополучия — но для себя. Он уже решил, что влюблен, и решил, что эта женщина будет его, и баста. Маргерита могла бы стать его орудием в этом деле. И, улыбаясь, он поведал синьоре Джанчини, что Наташа собирается замуж (а это он уже успел сегодня выяснить) за князя Оболенского.
— И ему бы я тоже охотно отомстила! Смерть этого негодяя очень бы порадовала меня! — воскликнула она.
— Что же он сделал вам? — изумился пан Тадеуш.
— О, ровным счетом ничего… Но я ненавижу его уже потому, что они оба — и отец, и дочь любят его и принимают в свою семью!
— Вот и для меня его смерть была бы благом, — заметил Сангушко. — И подумайте, синьора: ведь если пани Наталья любит его, то его гибель будет лучшей местью. Что может быть приятней мучений врага, мучений, которые никогда не утолятся? Смерть нельзя поправить!
— Но этого слишком мало! Она постепенно забудет его и полюбит другого!
— О, вы судите, должно, по себе? Хорошо. Если этого мало… Мне нравится пани Нарышкина. Я бы хотел обладать ею. Как вы думаете, будет ли она счастлива? Если за смертью жениха последует любовь и домогательства неприятного и противного ей человека?
Говоря так, Тадеуш несколько кривил душой. Ему хотелось выставить себя перед Маргеритой этаким чудовищем, чтобы она поверила ему и не отказалась помогать. В глубине души он надеялся, да что там! Он просто был убежден, что Наташа полюбит его. Полюбит, как только поймет, что иного выхода у нее нет.