Сделав необходимые покупки и полагая, что я гуру вокзальных путешествий, самонадеянно возвращаюсь на Курский. Прохожу досмотр при входе, покупаю в кассе самообслуживания билет до станции Каланчёвская и опять попадаю в девяностые. Зорко выхватив из массива букв и цифр указатель «выход к пригородным поездам», бодро топаю туда. Покинув вокзал, пытаюсь прорваться через турникеты. Бумажный билетик со штрихкодом упорно не работает. Контролеры смеются в голос и показывают на меня пальцем – отсюда до Каланчёвской поезда не ходят. А откуда ходят – Бог их знает. Придется идти обратно в здание вокзала. Снова прохожу досмотр, уже начиная гневаться. Табло пригородных поездов по-прежнему нигде не видно. Делаю логическое предположение, что надо искать тот самый тоннель и там уже разбираться, откуда ехать.
С момента моего второго водворения на вокзал прошло двадцать минут, а я все еще кружу по залу в поисках лестницы, как ошалелый шмель, отметая попутно предложения о покупке вялых хот-догов и замечательных спортивных костюмов производства Знаменской текстильной мануфактуры.
Наконец, уже начиная впадать в отчаяние, нашла тот самый «портал в девяностые», где по-прежнему метались в пространстве чемоданы, панамки и вопросы вникуда, а еще через некоторое время, поблуждав по путям и платформам, оказалась в нужной мне электричке.
Как я уже говорила, ровно с этого самого дня я перестала считать себя сообразительным человеком. Мне элементарно повезло. Я методично инспектировала самые укромные уголки этого безобразия и нашла заспанного дежурного, только что выплывшего из своих уютных снов о родной Средней Азии. С помощью запутанной схемы веток и «такой-то» матери покинула эту машину времени.
Дома.
По одному из телеканалов идет сериал «Моя вторая мама», который лился с экранов телевизоров «Рубин-260» в мои школьные годы. Мои соотечественники – они такие, умудряются ностальгировать даже по самым тяжелым и страшным временам…
МАДОННА (Вдохновение)
Стояла ранняя весна. В пасмурное рабочее утро в пригородной электричке неожиданно на моих глазах случилось настоящее чудо. Вагон был полон заспанными людьми: кто-то смотрел в окно, кто-то читал книгу, кто-то вяло копался в телефоне. Слушали музыку, дремали, клевали носом в пустые бумажные стаканчики из-под капучино и латте. Никому ни до кого не было дела, впрочем, сейчас так везде. За окном проплывали самые банальные пейзажи: здания бывших складов, маленьких заводов, пустыри и гаражи, автострады, дома, дома, дома… Безликое многоквартирное братство.
Что еще остается делать в утренней электричке, если телефон в спешке забыт дома, книги интересной не попадалось вот уже второй месяц, а кофе не любишь? Подумать о сценарии – он не продвинулся с синопсиса ни на строчку. Нет вдохновения. Нет даже легкого ветерка того волшебного потока, из которого спускаются самые красивые рифмы, самые замысловатые сюжеты. Они просто появляются в голове – успевай записывай. Остается только рассматривать пассажиров…
Вагон полон, и только два человека совсем ничем не были заняты – я да средних лет женщина на соседней скамейке. Ее взгляд не выражал ничего, он был направлен куда-то вглубь себя, и оттого казалось, что она прикрылась невидимой завесой. Женщина просто, даже бедно одета: синяя мешковатая куртка, длинная шерстяная юбка в мелкую клетку, старые сапожки. А вот лицо её очень красиво классической не агрессивной красотой, мягкостью линий. Ни грамма косметики, ни унции самомнения. Вдруг она подумала о чем-то приятном и улыбнулась всем лицом – четко очерченными губами, серыми глазами, округлыми щеками с легким румянцем…
Я внутренне подобралась, понимая, что сейчас должно что-то произойти, по законам, так сказать, драматургии.
Женщина открыла большую сумку, лежавшую на коленях, и я обратила внимание на ее руки – белые, изящные, с тонкими пальцами. Ими она достала резную шкатулку. Скорее всего, на ее крышке зеркало – попутчица разглядывала в нем свое лицо. Достала серёжку с жемчугом, вдела в ушко, потом вторую. Полюбовалась собой и улыбнулась еще шире.
Выглянуло солнце, его лучи проникли сквозь мутное окно и упали на украшения. Мне показалось, или они очень дорогие, искусно выполненные, достойные выставки? Женщина достала следующий предмет – перстень, надела на безымянный палец, поймала гранью прекраснейшего алмаза луч и поиграла им. Весь вагон – потолок, багажные полки, лица людей напротив – залил фонтан сверкающих бликов. Никто даже бровью не повел, ничего не заметил. Шкатулка отправилась обратно в сумку. Женщина распустила гладкие русые волосы, до этого собранные в низкий пучок, провела по ним рукой, на ощупь сделала прямой пробор. Расстегнула свою простую куртку, словно выбралась из чужой кожи. Под курткой оказалась лёгкая белая блуза с высоким кружевным воротничком и небольшой элегантной брошью. За окном яркий солнечный свет, незнакомка улыбалась ему. Я будто слышала, как её душа поёт. Не веря своим глазам, судорожно пыталась подобрать обращение к ней: сударыня, госпожа? Нет, все не то! Минуты абсолютной, священной для художника тишины в голове и… Откуда-то сверху, прямо из пространства, щедрого на прекрасные стихи и лихие сюжеты, приходит ответ – «Мадонна»…