Барбара Картленд
Дорожное знакомство
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1820 год
Маркиз Брум с трудом подавил зевок.
Душная атмосфера Карлтон-хауза сегодня казалась еще более невыносимой, чем обычно, и молодой человек с нетерпением ждал момента, когда сможет наконец покинуть резиденцию принца-регента.
У маркиза Брума было множество причин относиться к принцу-регенту с благоговейным восхищением, но его успели утомить бесконечные светские приемы, следовавшие один за другим и мало чем друг от друга отличавшиеся.
Единственным, что претерпевало некоторые изменения, было непостоянное сердце регента, время от времени менявшего фавориток. Сейчас маркизу Бруму казалось, что владычеству леди Хертфорд приходит конец и ее место рядом с любвеобильным принцем займет скоро новая фаворитка – маркиза Конингэм.
«А впрочем, не все ли мне равно, – подумал маркиз. – Кто из этих жеманных разряженных женщин будет блистать на балах с нашим будущим монархом». Новая фаворитка, как и ее предшественницы, наверняка будет так же глупа и невежественна, так же равнодушна к царящим в стране настроениям. И невежество это будет проявляться всякий раз, как только милая дама откроет рот.
Единственным, что доставляло маркизу несомненное удовольствие, ради чего можно было терпеть бесконечную скуку приемов в Карлтон-хаузе, была коллекция картин принца-регента, которую тот заботливо пополнял. А также мебель, статуи, ценный фарфор и другие предметы искусства, благодаря которым королевская резиденция с каждым днем все больше походила на музей.
Маркиз все-таки не удержался и широко зевнул.
Лорд Хэнскет, один из ближайших друзей маркиза, как раз проходивший мимо, остановился и спросил:
– Тебе скучно, Айво, или же ты просто устал от ночных развлечений?
– Скучно, – пожаловался маркиз.
– А я думал, что ты выбрал вчера малышку и услаждался ею ночь напролет, – продолжал Генри Хэнскет. – Моя чаровница оказалась слишком болтлива. А ты ведь знаешь: ничто не утомляет меня больше, чем женская болтовня на рассвете.
Маркиз не стал отвечать на эту реплику, и Хэнскету пришлось вспомнить об одном из правил своего приятеля – Айво никогда не обсуждал интересующих его женщин, шла ли при этом речь о леди из общества или о хорошеньких простолюдинках, готовых оказывать услуги джентльменам, которых аристократки полупрезрительно называли «лоскутки муслина», намекая на их пристрастие к нарядам, которыми щедро осыпали красавиц полусвета богатые любовники.
Впрочем, знатные дамы и сами питали не меньшее пристрастие к шелку, бархату, модным шляпкам и особенно драгоценностям.
– Мне кажется, Принни – так называли за глаза принца Уэльского близкие друзья – скоро пойдет к себе, – Хэнскет поспешил сменить тему. – Одно радует: по мере того, как он становится старше, ему надоедает веселиться всю ночь напролет.
– Да уж, – ответил на это маркиз. – Вспомни прежние времена. Только с восходом солнца принц Уэльский начинал отряхивать перышки.
– «Отряхивать перышки»! Я должен запомнить это, Айво. Снова один из твоих знаменитых каламбуров.
– Дарю его тебе, – лениво произнес маркиз. – Все равно ведь ты будешь теперь им пользоваться.
Генри улыбнулся.
– Почему бы и нет. Ты ведь остроумнее многих из нас, и остроты рождаются у тебя с такой легкостью. Значит, их можно присваивать без зазрения совести – все равно до конца вечера ты состришь еще не один раз.
Маркиз, однако, уже не слушал старого приятеля. Он смотрел, как принц-регент предлагает руку леди Хертфорд. Это означало, что принц готов был проводить даму из Китайской гостиной.
Маркиз прикинул в уме, что при благоприятном стечении обстоятельств он сможет покинуть Карлтон-хауз минут через десять.
Видимо, прочитав его мысли, лорд Хэнскет спросил, лукаво улыбнувшись:
– Куда же ты так торопишься, Айво? Интересно, смогу ли я угадать, кто ждет тебя сегодня ночью?
– Прибереги свои фривольные намеки для кого-нибудь другого, – ответил на это маркиз, заставив Генри снова вспомнить о принципиальности старого друга. – Если уж ты хочешь знать, как только закончится прием, я отправляюсь в Брум.
– Среди ночи! – удивленно воскликнул Генри.
Маркиз кивнул.
– У меня новый конь, которого мне не терпится объездить перед стипл-чейзом в следующую субботу.
– И ты, конечно, собираешься выиграть?
– Все зависит именно от этого жеребца.
На секунду повисла тишина, затем лорд Хэнскет воскликнул:
– Ну конечно! Я понимаю, о чем ты говоришь. Ты купил несколько лошадей из конюшни бедняги д'Арси. Готов спорить, речь идет об одном из жеребцов, прежде принадлежавших ему.
– Угадал, – довольно сухо ответил маркиз. – Я просто взбесился, узнав, что д'Арси купил в Тэттерсэлле Агамемнона в тот день, когда я не смог туда попасть. Я ведь давно положил глаз на этого красавца.
– Агамемнон! – снова повторил Хэнскет. – Ну да! Я помню его! Настоящий зверь! Понадобилось тогда три человека, чтобы привязать его к кольцу.
На губах маркиза заиграла едва заметная улыбка, и лишь через несколько секунд он произнес:
– Мне говорили, какой он норовистый. Я предлагал д'Арси купить у него Агамемнона, но он хотел подержать жеребца у себя, чтобы взвинтить цену. Однако сам д'Арси так и не смог справиться с этим конем.
– А ты, конечно, сделаешь это с легкостью, – поддразнил друга Генри.
– Именно этим и собираюсь заняться в ближайшее время, – спокойно ответил маркиз.
В каждом слове Айво слышались достоинство и уверенность в себе. Впрочем, так было всегда.
Маркиз Брум был чертовски привлекателен. Благодаря своему внушительному росту он возвышался над большинством мужчин, присутствовавших в гостиной, и на его атлетически сложенном теле совсем не было лишнего жира.
Маркиз Брум вызывал неизменное восхищение своими спортивными достижениями. У него было множество поклонников, не упускавших случая посмотреть выступление маркиза на очередных скачках.
В то же время очень многие, считавшие себя друзьями Айво, находили его непредсказуемым, почти загадочным.
Хотя любая светская красавица мечтала о том, чтобы положить свое сердце к его ногам, Айво так придирчиво относился к тем из них, кому удавалось вызвать в нем хоть какой-то интерес, что заслужил репутацию человека холодного и жестокосердного.
– Он так жесток… так жесток… – рыдала совсем недавно одна из лондонских красавиц на плече у каждого, кто готов был ее слушать.
И это было очень странно, потому что, когда речь заходила о спорте, маркиз был яростным противником какой бы то ни было жестокости.
Айво употребил все свое влияние на то, чтобы бои быков стали непопулярны среди светского общества. Он мог отхлестать кнутом любого, если видел, что тот плохо обращается с лошадью.
Но женские слезы оставляли маркиза совершенно равнодушным, каким бы хорошеньким и несчастным ни выглядело в слезах обиженное им милое создание.
Под покровительством маркиза постоянно находилась какая-нибудь, как говорили, «белокурая Кипрея» – это было модно.
Причем маркизу неизменно доставалась одна из «несравненных» – женщина, за которой охотились все щеголи с Сент-Джеймс-стрит. Для маркиза не было большего удовольствия, чем выхватить красавицу у всех из-под носа, вызывая ревность и зависть среди своих соперников.
– Если вас интересует мое мнение, – сказал как-то одному из своих друзей по клубу лорд Генри Хэнскет, – я не верю, что Брум интересуется по-настоящему хоть одной из тех малышек, которых поселяет в своем доме на Мэйфер и начинает осыпать бриллиантами. Айво просто хочется позлить всех нас, еще раз показать, что никто не может тягаться с ним, когда ставки становятся по-настоящему высокими.
– Если ты пытаешься убедить меня, что маркиза не интересует по-настоящему малышка Линет, он заслуживает пули, – ответил Генри его собеседник. – Я вызову его на поединок.