Но теперь, когда губы его касались влажных губ девушки, Айво ясно понимал, что, хотя он не признавался себе в этом, с каждым днем Кара становилась все ближе и ближе его сердцу, пока он не влюбился окончательно и бесповоротно.
Каре казалось, что рай спустился на землю и она стоит в сияющем облаке света, а не посреди темной конюшни, где только что пережила самые ужасные мгновения своей жизни.
Не понимая, что делает, она прильнула к маркизу всем телом и ответила на его поцелуй.
Оба не замечали, как летит время, не понимали, сколько простояли вот так, сомкнув объятия.
Наконец, словно очнувшись, маркиз поднял голову и сказал:
– Ради бога, давай уйдем из этого ужасного места. Я так боялся, что эти негодяи убьют тебя!
– Они собираются убить тебя! – прошептала Кара.
Маркиз ясно слышал в словах девушки, что сейчас все это не имеет значения, что она унесена, как и он, волнами охвативших ее чувств, сладостью поцелуя, летает в небесах и не желает возвращаться на землю.
Не разжимая объятий, Айво увлек Кару к выходу.
Только дойдя до двери, он остановился, как перед этим один из заговорщиков, и выглянул наружу.
Вокруг никого не было, улица казалась тихой и пустынной.
Все еще беспокоясь за Кару, маркиз понес ее туда, где оставил экипаж.
Кара ничего не говорила. Маркиз понимал, что она все еще находится во власти чувств, охвативших их обоих в тот момент, когда сомкнулись их губы. Ему и самому трудно было думать о чем-то другом.
Только когда показался экипаж, Кара спросила:
– Может быть… я пойду сама?
– Сиди тихо, – велел ей маркиз. – Я все еще боюсь за тебя.
Руки его еще крепче сжали Кару, и она почувствовала, что никогда в жизни не была так счастлива.
Увидев их, лакей соскочил с запяток и открыл дверцу экипажа. Маркиз осторожно опустил Кару на сиденье и устроился рядом.
Лакей накинул им на колени меховой плед и спросил:
– Домой, милорд?
– Да, домой, – ответил маркиз.
Когда лакей захлопнул дверь, и лошади тронулись с места, Айво обнял Кару.
Ему очень хотелось задать ей один вопрос.
Но тут при свете болтавшегося на экипаже фонаря он увидел лицо девушки, широко раскрытые глаза, в которых застыло вопросительное выражение, и тут же понял, что должен снова поцеловать ее – все остальное сейчас неважно.
Все еще во власти страха, охватившего его, когда он узнал, что затеяла Кара, Айво почти грубо притянул ее к себе, и снова губы его властно завладели губами девушки, словно он все еще боялся потерять ее.
Целуя Кару, маркиз ощутил с новой силой, что никогда в жизни не испытывал чувств, подобных тем, что владели им сейчас.
Он сознавал, что чувства эти усиливались страхом, но в то же время понимал, что было в их поцелуе нечто такое, чего он никогда не получал раньше и никогда не давал взамен.
И дело было не только в том, что он хотел Кару, что губы ее были такими мягкими, сладкими и такими невинными.
В чувствах его было нечто высоко-духовное, и это ясно говорило ему, что именно Кара – та женщина, которую он искал всю жизнь, но не находил.
Айво не мог объяснить этого, он знал только, что любит Кару всем сердцем, что никогда не испытывал ничего подобного ни к одной женщине.
Ему хотелось защитить Кару, сделать ее счастливой, испытать вместе с ней это божественное счастье, скрытое внутри их самих.
Только когда экипаж доехал до Беркли-стрит, губы их разомкнулись, и Кара произнесла едва слышно:
– Я люблю тебя… Я люблю тебя, Айво. Но только я не понимала этого, пока не услышала, как эти ужасные люди сговариваются тебя убить.
Маркиз понял, что настало время произнести то, о чем ему давно хотелось сказать.
– Как ты могла затеять столь рискованное дело? Как могла отправиться туда одна, рискуя быть убитой?
– Я должна была убедиться, что Альберт не выдумал это все. Что ты действительно должен умереть, если пойдешь завтра к лорду Хэрроуби.
На последних словах голос девушки задрожал и сорвался.
– И это так волновало тебя? – спросил маркиз. – А я-то думал, что ты рада будешь от меня избавиться.
– Я люблю тебя, хотя не понимала этого раньше. Но теперь я знаю это и… пожалуйста, мне хотелось бы остаться с тобой.
Маркиз молчал, и Кара спросила:
– Ты… не сердишься на меня?
– Не сержусь, – заверил ее маркиз. – Но ты заставила меня испытать страх, которого я никогда не испытывал раньше. Страх потерять любимую женщину. О, дорогая, поклянись, что ты никогда больше не поведешь себя столь опрометчиво!
Айво почувствовал, как задрожала Кара, услышав, как он назвал ее. И, словно все это было слишком для ее возбужденных нервов, она спрятала лицо на плече маркиза.
– Если ты позволишь мне… остаться с тобой, – прошептала Кара. – Я буду в безопасности. Но мне всегда будет необходима уверенность в том, что и тебе ничего не грозит.
– Все будет хорошо, – заверил ее маркиз. – Потому что благодаря тебе завтрашний обед у Хэрроуби не состоится.
Он услышал, как Кара вздохнула с облегчением, и хотел снова поцеловать ее, но только тут заметил, что экипаж уже остановился перед домом на Беркли-сквер.
Айво знал, что в холле дежурил только ночной швейцар, потому что, уезжая, он специально отдал Бейтсону распоряжение не ждать его, а ложиться в постель.
Он знал, в каком наряде привезет Кару, и хотел, чтобы как можно меньше слуг видели свою госпожу в брюках.
– Иди прямо в свою комнату, любовь моя, – сказал маркиз Каре. – Я принесу тебе что-нибудь поесть и выпить. А потом ты расскажешь мне подробно обо всем, что случилось.
Кара улыбнулась ему в ответ, и маркиз подумал, что даже сейчас, одетая в мужское платье не по размеру, она все равно красивее всех девушек на свете.
Как только лакей открыл дверцу экипажа, Кара выпрыгнула наружу и проскользнула мимо швейцара в холл, прежде чем тот успел понять, что происходит.
Маркиз поблагодарил кучера, вошел в дом, отдал лакею плащ и шляпу.
Затем он прошел к себе в кабинет, чтобы взять бутылку шампанского и сандвичи с паштетом, которые – он знал это – наверняка оставила там кухарка. Поднимаясь со всем этим по лестнице, Айво поймал себя на мысли, что никогда в жизни не был так счастлив.
Словно на сцене подняли занавес, чтобы начать представление пьесы, которой он не видел раньше, но знал, что это будет незабываемое зрелище, более волнующее, чем все виденное им раньше. И все это происходило с ним потому, что наверху его ждала Кара.
Когда лакей помог ему раздеться, маркиз, облаченный в длинный шелковый халат, взял шампанское и сандвичи и направился к двери, разделявшей их с Карой спальни. Он знал, что на этот раз дверь будет не заперта.
Когда Айво вошел, Кара сидела на постели, и он тут же подумал, что в своей полупрозрачной ночной рубашке она кажется воплощением женственности и нежности.
Поставив на стол шампанское и сандвичи, Айво присел на край кровати Кары. И произнес чуть хриплым от волнения голосом:
– Ты здесь! Я привез тебя домой в целости и сохранности и не могу сейчас думать ни о чем другом!
– Я просто обязана была… поехать туда… посмотреть, действительно ли тебе угрожает опасность, – сказала Кара. – Но теперь – о, Айво! – теперь ты должен спасти остальных – ведь их тоже собираются убить!
– Ты должна рассказать мне об этом.
Но, говоря все это, маркиз не мог отвести взгляд от лица Кары, от ее приоткрытых влажных губах.
– Я люблю тебя! – воскликнул Айво. – И как я мог не понимать этого раньше? Ты никогда, ни при каких обстоятельствах не должна больше рисковать своей жизнью, потому что теперь ты принадлежишь мне.
– Ты действительно… любишь меня? – голос Кары дрожал. – Я просто не могу поверить в это!
– Я заставлю тебя поверить, – пообещал маркиз. – Только сегодня я понял: я чувствую к тебе именно то, о чем мечтал всю жизнь, чего искал всю жизнь, сам того не понимая.
– И как я могла не понять сразу, как только увидела тебя, что ты – именно тот человек, которого я могла бы полюбить… как мама любила папу.