Дальше был автостоп на Умбу; незаходящее июньское солнце; редкая северная тайга слева, море справа; попытки сварить суп на морской воде (часть варева даже удалось съесть); последний июньский снег в расселинах и оврагах и первые июньские комары; автостоп в Кашкаранцы и пешеходное попадание в Варзугу, старинное поморское село, предпоследний оплот цивилизации на маршруте. На другой день — мы опять шли пешком — нашему взору открылась настоящая песчанная пустыня, пустыня на Полярном круге, исполосованная следами от когда-то проехавших машин, и телеграфная линия за горизонт. Удивительное зрелище, чем-то напоминающее Судан — но не был я тогда ещё в Судане, и сравнивать тогда я не мог — эти две пустыни, арктическую и тропическую.
Через 18 километров после Варзуги мы пришли в Кузомень, это вообще последняя точка, куда можно приехать на машине, не замочив кабину и колёса. Машины сюда ходят — одна в день; пока мы шли, проехала одна, ("Урал"-бензовоз), нас не взяла. И вот эта одна машина в день и оставляет такие следы, которыми исполосована вся пустыня: «дорога» пол-километра шириной.
Пустыня рукотворная: местные говорят, что когда-то здесь была обычная земля, редкие лиственницы, мох, лишайники, но люди своими попытками земледелия уничтожили тонкий слой северной земли и обнажили песок под ним. Остатки мха унесло ветром, и пустыня ежегодно расширяется. Говорят, что и Сахара тоже рукотворная, только там причиною стада, которые древние люди пасли на тропических древних лугах.
После Кузомени идти было некуда: путь преградила река. Да, кстати, мы узнали, что теплоход «Юшар» уже давно не ходит — его списали и продали в металлолом пару лет назад. Однако, из деревень по маршруту ходит самолёт в ближайший райцентр, город Умбу. Кстати, от Умбы до Кандалакши — 100 километров и асфальт; а вот восточнее Умбы асфальтом и не пахнет.
Двое ребят лет двенадцати, на лодке, перевезли нас на другой берег реки. В подарок им мы вручили экземпляр "Практики вольных путешествий" (оранжевое издание 1997 г). Интересно, какова судьба этой книги? сохранилась ли? А ребята, наверное, уже выросли и "сделали ноги" из родительского дома, в Мурманск или иной центр цивилизации.
На другом берегу реки Варзуги, если верить карте, находится посёлок Усть-Варзуга. Реально там всего один житель, пожилой человек. Объяснив ему свою сущность, мы получили разрешение переночевать в одном из пустующих домов.
Самое интересное на этом берегу — именно эти пустующие дома, рыбацкие избы-вписки. Они стоят через каждые пять километров, не запертые.
Многие — хорошо сохранившиеся, с печкой, столом, рыболовными сетями; можно найти одеяло, соль, сухари. Некоторые дома очень старые, брёвна, из которых они построены, стали светлыми от солнца и ветра. Есть и уже рухнувшие дома, а есть и весьма крепкие. Мурманская область — один из последних регионов России, где такие дома до сих пор ждут своих редких гостей. В других местах — ближе к городам — такие дома либо сгорели, либо превратились в дачи новых и средних русских, и вольный ночлег в них невозможен.
Следующий день мы шли от этого посёлка Усть-Варзуга, населённого одним жителем, до деревни Чаваньга. Справа — море, раз в несколько километров — вписочные домики. Слева — бесконечная линия телеграфных столбов за горизонт. Под ногами — мох и лишайники, иногда — песчаная тропа, иногда — влажное болото. Иногда наш путь пересекали речушки, мы преодолевали их вброд, иногда по колено, а иногда и почти по пояс в воде. Солнце совершало движения над нашими головами, и не заходило. В этот день мы преодолели 40 км.
Тут-то как раз мы и подходим к теме самоходных свойств. Вскоре они ухудшились. Пройдя пару километров, я заваливался отдыхать на приятный влажный мох; минут через двадцать подтягивался Винокуров, и с ним вместе ещё двадцать минут мы поджидали глобально отставшую женщину. С большим облегчением к вечеру мы увидали очертания домов деревни Чаваньга. Перед нами выявилась довольно шумная и быстрая река, и мы, не видя от усталости путей переправы, устроились на ночлег в ближайшей избе.
Пытаясь растопить печь, мы наполнили избу дымом: видимо, дымоход был засорен. Всё же сварили что-то и переночевали. Кстати, ходили мы тогда совсем с маленькими рюкзачками; у меня, например, был маленький «Воровский» рюкзак без навесных пакетов, в котором хранился спальник, кружка, торпеды с крупой и сахаром, карта… и вроде всё. Весил он килограмм восемь, этот рюкзак. Рюкзак Кати был немного больше, так как там хранились, вероятно, всякие женские ненужные вещи. Но причина утраты самоходности была не в рюкзаке: Катя усердно натёрла ноги, и скорость её неуклонно снижалась, начиная ещё с транзита Лодейного Поля.