л председатель. Сам он стоял, легко узнаваемый и различимый, в самом центре картины. Хотя, точнее сказать, не в самом центре. Главными персонажами являлись каких- то два странных субъекта, если можно так сказать — два среднестатистических бурята сильно пожилого возраста. Именно они составляли ядро этого огромного художественного панно. Именно на них были обращены уважительные, подобострастные, если не сказать, несколько подхалимские взоры изображенных на портрете. Сопровождавший председатель, заметив мой интерес к панно, услужливо стал пояснять: — Вот Дулма… Узнаете? Наша знатная доярка. А это Борька — пастух. Но какой пастух! Тракторист Цырен… Лучшие люди! Председатель перечислил всех, дав каждому самую лучшую характеристику. Кроме тех двоих, на которых были устремлены верноподданнические взгляды лучших людей колхоза, в том числе и председателя. — А эти двое кто? — спросил я, показав на центр панно. — А, эти? — Председатель как-то странно махнул рукой… — Так… Типажи! — Тоже известные люди? — попробовал я уточнить. — Были известные, — уныло произнес председатель. Заметив, что я все равно не отстану и постараюсь выяснить, что это за «типажи», как он сам выразился, председатель, глубоко вздохнув, признался: — Раньше здесь стояли Хрущев и Булганин… И рассказал мне забавную историю. Несколько лет назад два наших высших государственных деятеля совершали вояж по Индии и Китаю. Это были Булганин и Хрущев. На обратном пути в Москву они решили посетить отдаленные районы Забайкалья и остановили выбор на Агинском автономном округе, который в те годы процветал по сравнению с другими регионами Читинской области. Огромная делегация, куда входили не только москвичи, но и представители местных партийных и советских органов, провела в колхозе целый день. И вот это знаменательное событие председатель колхоза решил навеки запечатлеть на стене колхозного клуба. Пригласили известного читинского художника, члена Союза художников СССР. Человек, по воспоминаниям председателя, был талантливый, но, как всякий талант, крепко пьющий, и чаще всего в самое неподходящее время. Поначалу художник взялся за работу с большим энтузиазмом. Несколько месяцев у него ушло на то, чтобы написать портреты персонажей будущей картины. — Я ему выдал большой аванс, — вспоминал председатель, — и в этом была моя большая ошибка. Художник уехал в город якобы за красками и надолго пропал. До меня доходили слухи, что он беспробудно пьет. Можно было бы пригласить другого, но мне сказали, что этот самый лучший, а что пьет — это свойство творческого человека. Протрезвев, художник рьяно взялся за труд. Я провел в клуб дополнительное освещение, а на стене стали уже проступать контуры будущего панно. Вскоре некоторые герои картины стали узнаваемы, и они толпами, всеми семьями, с друзьями приходили в клуб, громко выражали свое мнение, указывали художнику на его ошибки, давали множество советов. Но главная беда была в том, что они угощали художника и он на несколько дней выходил из рабочего состояния. Пришлось ограничить доступ в клуб, соорудить специальное устройство, как бы занавесь, которая закрывала панно, когда художник не работал. Шли месяцы. Все мы терпеливо ожидали окончания этого, как нам казалось, великого художественного произведения. Хотя неоконченная картина большую часть времени оставалась закрытой от постороннего взора, все же время от времени, особенно когда у художника заканчивались деньги, он открывал моему взору запечатленных на картине моих земляков. Я не торопил художника, понимая его право творца на время, на творческое обдумывание. Картина была почти закончена, и художнику оставалось только написать фон, так сказать, пейзаж нашего родного селения, его окрестностей, как случилась великая беда: сняли Булганина! А художник был как раз в творческой отключке, и пришлось ждать какое-то время. Он встретил эту новость удивительно спокойно. Сказал, что перепишет Булганина на какого- то бурята. Долго перебирали, кто же может заменить этого большого государственного деятеля. Дулма принесла старую фотографию своего отца. Внешне Жалсарай даже походил на Булганинва. Бородка такая же — белая, аккуратная. Художнику в основном пришлось потрудиться над одеждой, орденами. Эти исправления стоили колхозу немалых денег. Получилось очень даже неплохо. Хрущев даже стал видеться ближе к простому народу. Но мы недолго радовались. Пришла весть и о снятии Никиты Хрущева. Ну что тут поделаешь! А художник, похоже, был только рад этим политическим пертурбациям. Он заявил, что сделать из Хрущева бурята проще простого и даже дешевле, чем переписывать Булганина на деда Жалсарая. Вот так и получилась эта картина. Но ничего, зато мои земляки, настоящие труженики, хорошие люди навеки запечатлены здесь! — И председатель гордо посмотрел на меня.