— Ха! С чего! — Василевская вскочила из — за стола.
Степанов даже вздрогнул от неожиданности.
— Вот ты говоришь, почему я взяла, что он учился в нашей школе. Да потому как я ходила по нашему району несколько недель и смотрела. Какие мужчины и кто живет. И выяснила!
— Что, что вы выяснили? — удивленно слушал ее Степанов.
— А, то, что живут у нас на улицах лишь те жители кто и жил! Никого вновь приехавшего за последние двадцать лет нет! Есть, кто уехал, а кто, что бы сюда приехал жить — новеньких нет! Поэтому то и все сходиться — этот человек просто должен был учиться в нашей школе!
— Вы хотите сказать, что провели свое расследование и выяснили — в районе нет приезжих?!
— Да, да! На конец то — ты понял! Нет! Нет приезжих! И тогда…
— Что тогда? — Степанов с волнением ждал ответа своей учительницы.
— И тогда я начала разносить записки всем мужикам в районе…
— Какие еще записки?! — спросил он удивленно.
— А такие — короткие. Я писала на бумажке, три слова — я. Знаю, кто ты!
Степанов чуть не поперхнулся кофе:
— Хм, просто так писали — я знаю кто ты? И что эти записки?
— А то, я их бросала в ящики. В почтовые.
— И что? — Степанов с ужасом ждал развязки рассказа.
— А ничего. В один прекрасный день я дождалась ответа. И какого!
— Господи! Надежда Павловна вы меня пугаете! Какого же вы ответа дождались?!
Василевская улыбнулась и повернувшись — достала из хлебницы какой — то сверток. Положив его на стол, перед Алексеем, она кивнула и гордо ответила:
— Вот смотри!
Степанов медленно развернул тряпку. Внутри ее лежал засохший пирог. Он был разломлен на две части. Вместо начинки в пироге были, какие то бумажки. Алексей бережно потянул за край мятого листа. Это был синий обрывок от школьного дневника. На помятой бумаге виднелись лишь оценки — две двойки и роспись учителя.
— Что это? — изумленно спросил Алексей у Василевской.
— А это так называемый расстегай. Пирог такой. Но вместо начинки у него вырванный кусок дневника школьника. Причем двойки, что ты видишь — поставила я. Это моя роспись! — гордо ответила Надежда Павловна.
Алексей рассматривал обрывок бумаги. Поводив пальцем по синему клочку, он спросил:
— А откуда вы знаете, то есть что это за дневник? Чей?
— Ну, вот этого я не знаю. Но я знаю одно! Этот убийца и насильник среагировал на мое послание. Он послал мне ответ, что он тоже знает, кто я! Прислал — положил в мой почтовый ящик, пока меня не было дома. Или ночью. В общем — я не знаю.
— Бред, какой то! И что?! Что за этим следует?
— А ничего! Это уже тебе решать! Что и кто?! Я. Вот тебе рассказываю. Что бы ты убедился — он учился в нашей школе! Он учился у меня! Он, возможно и тебя знает! И ты его…
Василевская печально улыбнулась и села напротив Алексея. Тот посмотрел на кусок засохшего расстегая и спросил:
— А. Что теперь, то? Кто мог это послать? Может это просто и почему. Это расстегай!
— Господи! Алеша! Да он среагировал. Вот только кто — я так и не знаю. Бумаг то я написала несколько сот. Сколько мужчин — столько и написала! Но этот тип оригинально ответил. Он, прислал мне, кусок страницы дневника — на котором, я ему когда то поставила двойку! Вот только вопрос — когда не знаю. Кроме двоек и моей подписи ничего нет! И запек он его в хлебе. Так что определить или отпечатки пальцев тоже вряд ли! А вот то, что он теперь знает, что я знаю — это факт. И это уже успех!
— Ничего себе успех! Так он вам метку послал! Что бы вы молчали и не совали своего носа! А то… Господи! Он же может вас убить! Если он понял, что вы догадываетесь. Что он ваш ученик — он вас убьет! Вам теперь защита нужна! — судорожно забормотал Алексей.
— Успокойся Леша! Хотел бы убить — убил бы! Это я получила пол года назад! Он бы со мной расправился! А так. Он тоже играет, Понимаешь, играет! Но я тебе помогла! Не правда ли? Теперь тебе легче будет его найти?!
— Пол года назад?! А, что вы не говорили? Не кому?
— Да ты что?! Я же Сазонову сказала — он посчитал меня сумасшедшей. Не поверил. Участковый хренов!
— Вот урод! Ладно, спасибо вам Надежда Павловна! Мне пора! С вашего разрешения я заберу этот пирожок с собой! — Степанов, встал из — за стола и, завернул расстегай, обратно в тряпку. — Говорите несколько сот. Мужчины учились со мной в школе? Ладно, это действительно уже что — то! — Степанов вышел в прихожую и одел дубленку.
Прежде чем открыть дверь он обернулся и тихо сказал:
— Обещайте мне одно! Вы никому больше ничего не будите говорить! И главное — вы ничего больше не будите делать сами! Хорошо?! И попросите вашего внука — вас забрать на две недельки отсюда… на всякий случай. До свидания! — он, не посмотрев на удивленную его быстрыми сборами учительницу — вышел из дома.
Учительница крикнула ему вслед:
— Помни — он учился с тобой, поэтому может знать — что ты делаешь! Алеша он может знать!
Степанов сел в «Волгу» и тяжело дыша, сказал Попову:
— Вова, сначала надо к Сазонову в отдел заехать. Потом срочно в управление!
Попов, хмыкнул и, заведя двигатель — мрачно бросил:
— Вот — ушел, такой, нормальный, настроение хорошее. А вышел — словно вас там касторкой напоили и сказали, что скоро у вас будет недельный понос!
— У нас будет недельный понос, если окажется, все правдой, что мне сказала моя бывшая учителка!
— А, что она могла вам сказать? Что родителей вызовет. Если вы не поймаете этого гада?! — ерничал Попов, но тут же осекся — увидев мрачное лицо Алексея.
В кабинете Сазонова было много народа. Шла стихийная планерка. Стоял гул возбужденных голосов. Но когда в помещении появился Степанов — все словно по команде замолчали и внимательно уставились на него. Алексей, немного смутился и, рассмотрев Сазонова — сидевшего в своем кресле за столом сказал:
— Нам надо поговорить Михаил Петрович, выйди, на несколько минут.
Сазонов, с неохотой встал из — за стола. Шаркующей походкой, вышел за Алексеем в коридор. Степанов посмотрел на него и улыбнулся. Михаил Петрович не ожидал такого и тоже с усилием натянул улыбку.
— Леша! Ты бы мог присоединиться к нам! Прервал такую планерку! Тут такое раскрыли! Ведь не спрашиваешь — что у Метелкина дома изъяли?! Не спрашиваешь! А я знаю — ты в прокуратуру ездил на меня жаловаться — а зря! Результаты обыска подтверждают мою версию! Мою! И я уверен — как только сперму этого козла обследуют — точно он окажется! Тогда тебе извиняться придется! — разразился монологом Сазонов.
Степанов хмыкнул и ответил:
— Ну, зачем же ждать — я сейчас извинюсь. Извини меня Михаил Петрович — был не прав, вспылил, в дальнейшем, такое — не повториться!
Сазонов удивленно посмотрел на Алексея и довольно хмыкнул:
— Что, Волчек тебе вставила пистон? Это, правда — она баба справедливая и нас в обиду не даст. Ну да ладно, я зла не держу! Чего ты меня в коридор то выдернул? Что уезжаешь?
Алексей кивнул головой:
— Да, надо съездить в город. В управе побывать и так по делам. А вернусь только завтра. Поэтому и зашел вот кое, что тебя попросить.
— Как вернешься — а зачем? Ведь вроде все! Что тут у нас делать то?
— Ну, Петрович, ты же знаешь правила игры! Покуда, дело официально — не закроют, покуда — все формальности не уладим, пока все свидетелей и потерпевших семей не опросим я тут у вас! Это приказ генерала!
Сазонов почесал подбородок и недовольно буркнул:
— Да, мать его, ладно! Что ты хочешь то?
— А, что ты там, у Метелкина то изъял при обыске?
— Да еще несколько сережек и колец. Думаю — они тоже все с убитых.
— А где нашел?
— Хм, где, где — под подушкой собака прятал! Мы постель перевернули — где он спал, вот тебе, пожалуйста — лежат!
— Что прямо под подушкой?
— Ну да! Алкаш! Совсем совести нет! На кровавом золоте спал! Сука!
— Да, прямо под подушкой… — загадочно вторил ему Степанов.
— А, что спросить то хотел?
— Ну, ладно! Мы с Волчек поговорили, так вот — она через меня, тебя просит кое, что сделать! Поручи кому ни будь из парней своих — из паспортного стола данные на всех мужиков взять — кто учился вместе с Метелкиным в школе. И всех убитых им женщин.