— А, вы заняты, я завтра тогда…
Алексей удивленно посмотрел на девушку и спросил:
— Ты, что хотела? Что — то срочное?!
— Да, то есть — теперь нет! Нет! До завтра подождет! Извините!
Фекла повернулась и хотела уже уйти, но тут Алексей схватил ее за руку:
— Подожди! Ты говоришь психолог? Стой!
Степанов, нелепо переступая — вернулся в комнату и поднял с пола листок, протянул его Мерзовевой:
— Вот, коли — не спишь, подумай на досуге! Что могут значить эти фразы! Эту писанину — мне передали, через какого то мальчика! Может она тебе, о личности преступника — что — то скажет!
Мерзоева, с удивлением посмотрела на листок и, бережно взяв его — исчезла в глубине коридора. Алексей посмотрел ей в след и закрыл дверь. Повернувшись, он увидел, что Ирина курит и внимательно смотрит на него:
— Тебе уже бабы письма тут пишут? Надеюсь — это не прокурорша?!
— Алексей махнул на нее рукой и зло буркнул:
— Нет! Тут — посерьезнее!
Ирина, затушила сигарету и, откинув простынь — ласково сказала:
— Ну, иди ка сюда, расскажешь мне всю правду!
Алексей тяжело вздохнул и понял, что этой ночью ему не выспаться.
За, что Алексей уважал Ирину, так это — за гусарские повадки. Она — всегда уходила, не попрощавшись, и не разводя сальных разговоров — о любви и преданности. Ему так было легче. Степанов не умел общаться с женщинами на темы: вечности и духовной нравственности отношений. Это был не его конек. И Сливнина — как ни кто другой, подходила под его требования. Сексуальная и заводная, она в тоже время была независимой и ненавязчивой, если это касалась простого бытия и работы. Конечно, Ирина — скорее всего, хотела большего, в их отношениях — нежели, чем постель. Но пока, она не проявляла чрезмерной активности, за исключением разве что необоснованных, а порой и обоснованных ревностных выпадов в адрес знакомых степановских женщин.
Вот и на этот раз Алексей проснувшись — увидел, что в номере он один. От присутствия Ирины, остался, только — тонкий аромат ее духов на подушке. Алексей втянул ноздрями ткань наволочки и, зажмурившись — с шумом выпустил воздух.
— Ну, террорист, а не баба… — буркнул он довольно и вскочил с кровати.
Ополоснувшись ледяной водой в умывальнике, Алексей быстро оделся и выбежал в коридор. Дежурная, смущенно улыбнулась ему из — за перегородки и опустила голову. Степанов, хотел, уже было выйти на улицу, но резко остановился и подошел к стойке.
— Скажите, а мальчика, который принес письмо мне — реально найти?
Женщина испуганно посмотрела на Алексея и, отложив клубок со спицами, пожала плечами:
— А, что? Что — то не так? С письмом, что — то не так?
— Да нет. Просто хотел бы с мальчиком этим поговорить. Кто он?
Дежурная, занервничала и, поправив шаль на плечах — посмотрела в глаза Алексею:
— Так, я не знаю кто. Это Федоровна дежурила. В ее дежурство он принес. Она мен по смене передала. А я уж вам. И не могу помочь. Простите.
— Да ничего. Ничего. А когда Федоровна работает?
— Так завтра. Завтра будет. С девяти. Мы на сутки заступаем. Вы у нее и спросите. А я не знаю право. А, что, все — таки, что — то не так?
— Да нет. Нет. — Степанов задумался и, помяв рукой подбородок, тихо спросил: — А вы, сами то, записку эту — читали?
Женщина покраснела и опустила глаза. Алексей понял, что она ее читала. Постаравшись — успокоить ее, он дотронулся женщине до плеча.
— Да вы не волнуйтесь. Здесь ничего страшного нет. Бывает. Любопытство. Так, вижу — читали.
Женщина тяжело вздохнула и села обратно на стул:
— Просто она вывалилась из конверта. Я так случайно мельком…
— Ну и что скажите?
— Хм, не знаю…
— И все — таки?
Женщина, вновь соскочила со стула и, наклонившись к Степанову через перегородку — тревожно зашептала:
— Вы, знаете. Если — это касается того маньяка, тоя тоже не верю. Что, это Метелкин, тот парень, который повесился! Не может этого быть! Не верим мы! Бабы то наши, все равно — бояться ходить даже, по темным проулкам! Достал уже этот маньяк! Страшно! Так, что просим вас, не уезжайте пока не поймаете его! Страшно нам!
Степанов удивленно посмотрел на женщину:
— А вы сами то, что думаете по поводу этой записки? Кто бы мог ее написать?
— Да кто его знает?! Может кто, кто не очень то хочет, что бы вы тут оставались! Кто вас не любит! Или еще кто! — женщина с опаской покосилась на дверь.
— Как это — еще кто?
— Ну, может — это сам маньяк и написал! — выдохнула она.
— Хм, понятно. Так вы говорите — Федоровне, мальчик то передал записочку?
— Ну да!
— А если — я вас, попрошу. Ну, самому мне то, как — то — не так, расспрашивать Федоровну. Спросите ее — мол, что за мальчик? Ну, так из любопытства как будто! А мне потом расскажите. А если вдруг — Федоровна, большее, начнет говорить, спросите ее сама, не сможет ли она — мне помочь, найти это мальчика?
— Хорошо! Обязательно спрошу!
— Ну, вот и хорошо! Вот и договорились! — и Алексей, подмигнув дежурной — решительным шагом вышел на улицу.
Попов, поджидал Степанова — мирно дремав, на сиденье своей «Волги». По его широко открытому рту Алексей понял, что у парня — тоже была бурная ночь. Хлопнув дверкой Степанов, уселся на переднее сиденье. Владимир вздрогнул и с неохотой протер глаза.
— Что, массу давишь, Казанова?!
Парень тяжело вздохнул и, потянувшись рукой к замку зажигания — завел двигатель.
— Вот что мне в тебе Вова нравиться — так это пунктуальность! Сказал утром — значит утром! И не пьешь вроде?! Как тебе это удается?
— Хм, а что пить то?! Я на свидание все же к женщине иду, а не на пьянку! Кому сейчас пьяный ухажер то нужен?! Любая баба — вам от ворот поворот сделает! Поэтому — алкоголя минимум! Вина так. Для расслабухи бокальчик! Куда ехать то Иванович, в отдел что ли? — сонным голосом спросил Попов, крутя баранку.
Степанов улыбнулся и, ухмыльнувшись, ответил:
— Нет, вези в столовку, какую ни будь местную. Я — жрать хочу! Чай, гостиница то — не Хилтон! Завтрак в постель не подают!
— А понятно! Я тут видел одну забегаловку. На въезде в поселок стоит! Там и позавтракаете.
— Ну, туда — так туда! Сейчас позвоню вон Разину. Пусть — туда подъедет, мы там — небольшое, совещанице за завтраком устроим. Тьфу ты, как его теперь говорят — ланчем устроим!
Степанов зевнул и, достав сотовый набрал номер — позвонил Разину. Перекинувшись с ним парой слов — закурил сигарету. Попов покосился на него и буркнул:
— А, вот — на голодный желудок, зря! Курить вредно! Силы мужской не будет!
Степанов чуть не подавился дымом и расхохотавшись ответил:
— Ну, ты Вова, как сексопотолог! Не бойся! С силой то у меня мужской, пока — тьфу, тьфу — нормально!
Попов с любопытством посмотрел на Алексея и тихо спросил:
— Что пришла ночью?
Степанов удивленно уставился на водителя:
— Кто?!
— Как кто?! Прокурорша? Вы, что с ней — того?!!! Успели, значит?!!
Степанов — выбросил в окно окурок и, рассмеявшись, закрыл окно:
— Дурак ты! Вова! И уши у тебя холодные!
— Это почему?
— Уши холодные?!!
— Нет, не приходила?
— Ой! Вова, не зли меня! Причем тут Волчек?!
— Да как причем?! Я, что не вижу — как она на вас смотрит?! Она ведь хочет вас Иваныч! Хочет! У меня на баб точное зрение и нюх!
— Ой, Вова, заткнись! Рули! — в конец рассердился Степанов. — Где твоя столовка?!
Водитель вздохнул и тихо буркнул:
— Значит эта — белая милиционерша была… — сказал он сам себе.
— Попов! Замолчи! Ты уже переходишь границу!
Владимир улыбнулся и ласково сказал:
— А, что и эта ничего Алексей Иванович! Вот приехали — вон столовка!
Придорожная столовая — была, словно отрыжка из «славного социалистического прошлого». Старое одноэтажное здание — побеленное белой известкой несколько лет назад, с обвалившимися в некоторых местах — элементами художественной кирпичной кладки. Внутри интерьер тоже был в духе «развитого социализма». Кривые столы с железными ножками и деревянные стулья. На стенах покрашенных темно — синей, масленой краской висели — натюрморты с продуктами райкомовского пайка, времен Сталина. Не ощипанные фазаны вперемешку — с бутылками Нарзана и армянского коньяка. Всю эту безвкусицу бывшего советского общепита — дополнял устойчивый запах пережаренного сала и комбижира.