— Мы боялись за судьбу нашего предложения, если оно подвергнется резкой критике других сенсов.
— А говачинская общественность одобрила ваш проект?
— Нет. Но мы знали, что одобрение общественности не дает гарантии против опасности эксперимента.
— Оказался ли досадийский эксперимент опасным?
Аритч молчал, и, наконец, сделав несколько глубоких вдохов, ответил:
— Он оказался опасным.
— Для кого?
— Для всех.
Это был неожиданный ответ, и он добавлял новое измерение к поведению Аритча. Маккай решил удостовериться в этом и проверить это открытие.
— Значит, досадийский проект был одобрен меньшинством Говачинов, меньшинством, которое согласно было с опасным соотношением риска и полезности.
— Маккай, ты обладаешь манерой излагать факты, предполагающей определенную степень вины.
— Однако большинство Консента может согласиться с моим изложением фактов?
— Если они узнают об этом.
— Я понимаю. Допустим пойдя на определенный риск, какую же будущую пользу вы надеялись получить?
Аритч издал грудной звук.
— Легум, уверяю тебя, что мы работали только с добровольцами, и набирали их только среди людей и Говачинов.
— Ты уклоняешься от ответа на мой вопрос.
— Я просто откладываю ответ на него.
— Тогда скажи мне, объяснили ли вы своим добровольцам, что у них есть выбор, что они могут сказать «нет»? Объяснили ли вы им, что они могут подвергнуться опасности?
— Мы старались не отпугнуть их… не г.
— Кто-нибудь из вас позаботился о свободе воли ваших «добровольцев»?
— Суди нас с осторожностью, Маккай. Между наукой и свободой существует базовое несогласие — независимо от того, как наука выглядит в глазах практиков и как свобода ощущается теми, кто в нее верит.
Маккаю вспомнился циничный говачинский афоризм «Верить в то, что ты свободен, важнее, чем быть свободным». Он сказал:
— Вы заманили добровольцев в свой проект.
— Некоторые могут рассматривать ситуацию с этой точки зрения.
Маккай обдумал эту мысль. Он все еще не знал точно, что Говачины сделали на Досади, но у него возникли подозрения, что это было нечто отвратительное. И он не смог скрыть этого в своем голосе.
— Мы возвращаемся к вопросу о выгоде эксперимента.
— Легум, мы давно восхищаемся твоим биологическим видом. Вы дали нам одну из самых верных истин: «Ни одному из видов живых существ нельзя доверять далее границ его собственных интересов».
— Это теперь недостаточное оправдание для…
— Мы вывели из вашей истины другое правило: «Разумно строить свои действия таким образом, чтобы интересы других видов совпадали с интересами твоего вида».
Маккай пристально посмотрел на Высшего Магистра. Может быть, старый искушенный Говачин хочет заключить сговор между людьми и Говачинами, чтобы замять то, что было сделано на Досади? Посмеет ли он разыграть такой гамбит? Насколько плохо обстоят дела на Досади?
Чтобы проверить свою мысль, Маккай задал вопрос:
— Какие выгоды от этого вы надеялись получить? Я настаиваю на своем вопросе.
Аритч тяжело осел. Его собакокресло приспособилось к его новому положению.
Высший Магистр долго смотрел на Маккая взглядом из-под тяжелых век, затем сказал:
— Ты играешь эту игру лучше, чем мы ожидали.
— С тобой, представителем Закона и Правительства, все является игрой. Я действую на другой арене.
— Твое. Бюро.
— И меня обучили быть Легумом.
— Являешься ли ты моим Легумом?
— Клятва связывает меня. Или ты не доверяешь…
Маккай прервал свои слова, охваченный неожиданной мыслью. Конечно! Говачины давно знали, что досадийская проблема будет рассматриваться в суде.
— Доверяю чему? — спросил Аритч.
— Хватит этих уверток! — крикнул Маккай. — Когда вы обучали меня, вы уже тогда имели в виду свою досадийскую проблему. А теперь ты ведешь себя так, как будто не веришь своему собственному плану.
Губы Аритча шевельнулись.
— Как странно. Ты выглядишь большим Говачином, чем настоящий Говачин.
— Какую выгоду вы рассчитывали получить, когда шли на риск?
Пальцы Аритча раздвинулись веером, расправив перепонки.
— Мы надеялись получить быстрые решения и выгоды, если сможем притушить естественную враждебность, которая наверняка должна была возникнуть. Но теперь прошло более двадцати наших поколений, а не двенадцать или пятнадцать, с тех пор как мы заложили семя. Выгоды? Да, некоторые выгоды есть, но мы не смеем использовать их, и мы не смеем освободить Досади из заключения, если мы не сможем ответить на вопросы, на которые ответить невозможно без обнаружения нашего… источника.