Аритч не принял этого аргумента.
- Консент, во всех своих частях, сохранил долгую историю научных исследований бихевиоральных и медицинских вопросов, в которых люди являлись заключительной опытной средой.
Маккай дополнил:
- И первый вопрос, возникающий, когда вы предлагаете такой эксперимент, звучит: "Насколько велик риск для его участников?".
- Но, дорогой мой Легум, осведомленное согласие подразумевает, что экспериментатор знает возможные последствия и может описать их тестируемым субъектам. Я спрашиваю тебя: как это может быть, если эксперимент заходит за границы уже известного? Как можно описать последствия, которые нельзя предвидеть?
- Вы предоставляете на рассмотрение ваше предложение нескольким экспертам в данной области, - сказал Маккай. - Они взвешивают предлагаемый эксперимент относительно ценности, которую будет иметь новое знание.
- Да. Мы отдаем наше предложение в руки коллег - исследователей, в руки людей, у которых смысл жизни, сама личность пронизана верой, что они могут улучшить большинство чувствующих существ. Скажи мне, Легум: много ли предложений об экспериментах отвергли комиссии, составленные из таких людей?
Маккай заметил, к чему склоняется их спор. Он ответил, тщательно взвесив свои слова.
- Они отклоняют очень немногие предложения, это правда. Тем не менее, вы не представили свой досадийский протокол для внешнего рассмотрения. Что же заставило вас сохранять его в секрете от своих собственных людей и от чужаков?
- Мы боялись за судьбу нашего предложения, если оно подвергнется резкой критике других сенсов.
- А говачинская общественность одобрила ваш проект?
- Нет. Но мы знали, что одобрение общественности не дает гарантии против опасности эксперимента.
- Оказался ли досадийский эксперимент опасным?
Аритч молчал, и, наконец, сделав несколько глубоких вдохов, ответил:
- Он оказался опасным.
- Для кого?
- Для всех.
Это был неожиданный ответ, и он добавлял новое измерение к поведению Аритча. Маккай решил удостовериться в этом и проверить это открытие.
- Значит, досадийский проект был одобрен меньшинством Говачинов, меньшинством, которое согласно было с опасным соотношением риска и полезности.
- Маккай, ты обладаешь манерой излагать факты, предполагающей определенную степень вины.
- Однако большинство Консента может согласиться с моим изложением фактов?
- Если они узнают об этом.
- Я понимаю. Допустим пойдя на определенный риск, какую же будущую пользу вы надеялись получить?
Аритч издал грудной звук.
- Легум, уверяю тебя, что мы работали только с добровольцами, и набирали их только среди людей и Говачинов.
- Ты уклоняешься от ответа на мой вопрос.
- Я просто откладываю ответ на него.
- Тогда скажи мне, объяснили ли вы своим добровольцам, что у них есть выбор, что они могут сказать "нет"? Объяснили ли вы им, что они могут подвергнуться опасности?
- Мы старались не отпугнуть их... нет.
- Кто-нибудь из вас позаботился о свободе воли ваших "добровольцев"?
- Суди нас с осторожностью, Маккай. Между наукой и свободой существует базовое несогласие - независимо от того, как наука выглядит в глазах практиков и как свобода ощущается теми, кто в нее верит.
Маккаю вспомнился циничный говачинский афоризм "Верить в то, что ты свободен, важнее, чем быть свободным". Он сказал:
- Вы заманили добровольцев в свой проект.
- Некоторые могут рассматривать ситуацию с этой точки зрения.
Маккай обдумал эту мысль. Он все еще не знал точно, что Говачины сделали на Досади, но у него возникли подозрения, что это было нечто отвратительное. И он не смог скрыть этого в своем голосе.
- Мы возвращаемся к вопросу о выгоде эксперимента.
- Легум, мы давно восхищаемся твоим биологическим видом. Вы дали нам одну из самых верных истин: "Ни одному из видов живых существ нельзя доверять далее границ его собственных интересов".
- Это теперь недостаточное оправдание для...
- Мы вывели из вашей истины другое правило: "Разумно строить свои действия таким образом, чтобы интересы других видов совпадали с интересами твоего вида".
Маккай пристально посмотрел на Высшего Магистра. Может быть, старый искушенный Говачин хочет заключить сговор между людьми и Говачинами, чтобы замять то, что было сделано на Досади? Посмеет ли он разыграть такой гамбит? Насколько плохо обстоят дела на Досади?
Чтобы проверить свою мысль, Маккай задал вопрос:
- Какие выгоды от этого вы надеялись получить? Я настаиваю на своем вопросе.
Аритч тяжело осел. Его собакокресло приспособилось к его новому положению.
Высший Магистр долго смотрел на Маккая взглядом из-под тяжелых век, затем сказал:
- Ты играешь эту игру лучше, чем мы ожидали.
- С тобой, представителем Закона и Правительства, все является игрой. Я действую на другой арене.
- Твое Бюро.
- И меня обучили быть Легумом.
- Являешься ли ты моим Легумом?
- Клятва связывает меня. Или ты не доверяешь...
Маккай прервал свои слова, охваченный неожиданной мыслью. Конечно! Говачины давно знали, что досадийская проблема будет рассматриваться в суде.
- Доверяю чему? - спросил Аритч.
- Хватит этих уверток! - крикнул Маккай. - Когда вы обучали меня, вы уже тогда имели в виду свою досадийскую проблему. А теперь ты ведешь себя так, как будто не веришь своему собственному плану.
Губы Аритча шевельнулись.
- Как странно. Ты выглядишь бОльшим Говачином, чем настоящий Говачин.
- Какую выгоду вы рассчитывали получить, когда шли на риск?
Пальцы Аритча раздвинулись веером, расправив перепонки.
- Мы надеялись получить быстрые решения и выгоды, если сможем притушить естественную враждебность, которая наверняка должна была возникнуть. Но теперь прошло более двадцати наших поколений, а не двенадцать или пятнадцать, с тех пор как мы заложили семя. Выгоды? Да, некоторые выгоды есть, но мы не смеем использовать их, и мы не смеем освободить Досади из заключения, если мы не сможем ответить на вопросы, на которые ответить невозможно без обнаружения нашего... источника.
- Выгоды! - сказал Маккай. - Твой Легум настаивает.
Аритч сделал глубокий вдох сквозь дыхательные отверстия.