Это письмо, в силу особенностей стиля, побудило полицию (вот ведь дурачье!) перенести подозрение с евреев на ирландцев, что, несомненно, и входило в намерения Тамблти: расшевелить варево в котле. В том, что это Тамблти, у меня сомнений не было: иначе зачем ему понадобилось бы упоминать о ноже столь… нарочито? Он хотел напомнить мне, что свои последние убийства совершал с помощью кукри, и также давал мне понять, что при желании может забрать этот нож обратно. «Могу послать вам и окровавленный нож…»
Это что, угроза? Я так не думаю, но Ч. С.[239] не столь в этом уверены, хоть я и напомнил им, что я ему нужен: ведь он сам говорил мне об этом. Другое дело — насколько можно полагаться на слово убийцы?
Но так или иначе, пока мы благополучно сидим в доме № 17. Флоренс рада возможности принять друзей за обедом в своей новой гостиной, тем более что мы слишком много времени проводим в «Лицеуме». Присутствуют Ноэль, Кейн, Торнли, которому пришлось оставить свою бедную Эмили на попечение сиделок, и даже леди Уайльд. Она соблаговолила подняться наверх в сопровождении француженки и наших горничных, ибо Мэри и Ада были снова призваны на службу. Мы также установили дежурство. Кейн, Торнли и я делим эти обязанности, ссылаясь на бессонницу, ночное общение с музами, работу над рукописями и так далее.
Флоренс и другим мы дали понять, будто совместно работаем над пьесой, которой якобы надеемся удивить Генри.
— Но какое отношение к написанию пьесы имеет Торнли? — удивилась Флоренс, которая порой демонстрирует необычайное здравомыслие и проницательность.
— Он помогает нам в создании образа врача, дорогая, — пояснил я, — своими знаниями, точно так же как леди Уайльд — своим остроумием.
На том дело и кончилось. Итак, Фло не подозревает, что в гостиной плетется заговор, а между тем это именно так, и я не осмеливаюсь доверить подробности бумаге. Тайна — вот что в первую очередь необходимо для успеха нашей пьесы. Нашей самой рискованной пьесы, над которой мы работаем.
Дневник Брэма Стокера
Четверг, 25 октября 1888 года, 4 часа утра
Никакого зова, никаких признаков того, что он где-то рядом. Мы по очереди продолжаем нести караул. Сейчас мое дежурство, и я пишу эти строки.
Торнли ознакомился со всеми подробностями и завтра возвращается на несколько дней в Дублин, что продиктовано его врачебными обязанностями. Теперь Кейну предстоит играть его роль.
— Ох, был бы здесь Оскар, — говорит он, хотя вовсе не это имеет в виду. — В таком грязном дельце он наверняка сумел бы помочь.
Хорошо, что леди Уайльд уже удалилась. (Вопрос. Что она знает о распутной жизни своего Ас-кара?)
Завтра я появлюсь на сцене, чтобы представить Генри календарный план постановки «Макбета». Нужно, чтобы он одобрил поездку труппы в Эдинбург во вторую неделю ноября, не позже. Поскольку Мэнсфилд весьма успешно играет в «Джекиле и Хайде» и в сундуках «Лицеума» весело позвякивают монеты, надеюсь, Генри одобрит мой график. Кроме того, Пек подготовит для нас замок.[240]
6 часов утра
Меня сменил Кейн. Лечь спать? Вряд ли: уже слишком поздно, чтобы принимать настойку опия.
Дневник Брэма Стокера
Вторник, 30 октября
Слежу за прессой, с радостью отмечая отсутствие новостей о кровопролитии, ибо мы пребываем в беспокойстве относительно его терпения. Будет ли он ждать? Решится ли?
Об Уайтчепеле не может быть и речи. Чада Света запретили мне туда соваться. Вот я и гадаю: откуда он следит за мной?
Завтра Торнли возвращается из Дублина через Парфлит с последним персонажем нашей драмы. Скоро все будет готово. Наша пьеса. Наш план.
Наш обман.[241]
Дневник Брэма Стокера
Пятница, 2 ноября, вторая половина дня, после спектакля
Он определенно кажется нормальным, этот П. Никто, встретившись с ним при обычных обстоятельствах, ничего бы не заподозрил. Тем не менее Торнли остается с ним в гостинице «Карфакс армз»[242] близ вокзала на Фенчерч-стрит, чтобы Эбберлайн не выследил его раньше времени. Торнли докладывает, что П. относится к нашей затее с полным сочувствием и покинул Степни-Лэтч как «мятежник», счастливый в своем несчастье. Он согласен на наши условия: будет принимать успокаивающие средства, готов находиться в изоляции и под надзором. Достаточно скоро он обретет свое время, свою жизнь и будет волен делать все, что пожелает. И не позже чем через три дня.
240
Ричард Пек, городской астроном Эдинбурга, присутствовавший в храме Исиды-Урании во время «сетианских событий» и, по-видимому, привлеченный Стокером для их продолжения. Замок, о котором идет речь, — Эдинбургский замок.