Второй случай произошел с Броневым в Воронеже - на этот раз ему выпала честь сыграть Ленина. Причем за исполнение этой роли его наградили квартирой. Актер рассказывает: «В Воронеж я приехал с беременной женой (она закончила училище имени Вахтангова. - Ф. Р.). Сняли в гостинице маленький номерок. Режиссер театра Шишигин говорит мне: «Ты кого хочешь играть в таком-то спектакле?» - «Ленина». - «Ленина Ожигин будет играть». - «Тогда я прошу меня вообще не занимать». Но почему-то ходил на все репетиции - сидел на галерке. Зачем - не знаю, ведь уже было отказано в роли. Выучил текст. И вот однажды в театре постелили красные дорожки - приехал какой-то большой начальник. Начался спектакль. Степа Ожигин то ли растерялся, то ли неважно себя чувствовал - не понравилась его игра. В конце спектакля наш важный гость говорит Шишигину: «А у тебя другого Ленина нет?» Тот заволновался: «Да есть тут один...» - «Так что же ты?! Где он?» Шишигин как закричит: «Где этот, как его? Береговой, Броневой, Боровой!» - «Я здесь», - говорю. «Спускайтесь вниз немедленно». Шишигин меня спрашивает: «Ты мог бы сейчас Ленина сыграть?» - «Попытаюсь». - «Что для этого тебе нужно?» - «Кепку». Дали мне кепку. И на нервной почве или оттого, что так хотел получить эту роль, я сыграл сцену одним махом. Гость сказал: «Все, пусть он играет». Степа в больницу попал, бедняга.
А я играл. И вот однажды опять разложили красные дорожки. Я отыграл первый акт. Прибегает директор: «Спускайтесь скорее вниз!» А я поправляю грим Ленина. «Да быстрее, быстрее!» Не успев поправить грим, конечно, бегу. На первом этаже толпа: секретарь обкома, начальник КГБ, командующий военным округом. Но никто не входит в комнату, в ней - человек маленького роста в сером костюме. Потом я узнал, что это был секретарь ЦК КПСС Аверкий Борисович Аристов. Он пожал мне руку и, обращаясь к стоящим в дверях, сказал: «Ленин всем нравится». На другое утро звонок: «Вас беспокоят из горкома партии. Сейчас за вами пришлют машину». С ума можно сойти: за мной - машину! Приезжаю. Сидит секретарь и председатель горисполкома. «Вот вам ключи от двух квартир и машина - идите выберите». И то ли от страха перед этой машиной, то ли перед всеми этими «шишками» я выбрал худшее, что мог...»
Между тем для семьи Броневого, ютившейся в маленьком номере гостиницы, и этот худший вариант был неплохим подспорьем. К тому же их пребывание в Воронеже вскоре закончилось - они уехали в Москву. Вызвано это было несколькими причинами, в том числе и печальной - жене Броневого, ввиду тяжелой болезни, требовалась квалифицированная медицинская помощь. Однако переезд в столицу не спас ее от трагического финала - она скончалась. На руках Броневого осталась 4-летняя дочь. Жили они тогда в маленькой комнатке в коммунальной квартире в Среднем Кисловском переулке. В квартире жили восемнадцать жильцов, из них семь - дети. По выходным дням в туалет было не пробиться - взрослым приходилось пропускать детей вне очереди.
В Москве актер попытался устроиться в несколько театров, но его никуда не брали. К примеру, он сунулся было в «Современник» к своим бывшим однокурсникам по Школе-студии МХАТ Ефремову, Табакову, Волчек, однако они его не приняли. Ему тогда сказали: «У тебя нет личной темы». Какую такую тему имели в виду его бывшие однокашники, Броневой не знает до сих пор.
И только главный режиссер Театра имени Пушкина Борис Равенских пошел навстречу Броневому и взял его в свою труппу. Однако серьезных ролей актеру там не доверяли, и он частенько сидел без работы. Например, однажды его не взяли на гастроли и Броневому, чтобы прокормить семью, пришлось зарабатывать на Тверском бульваре игрой в домино. Сегодня ничего подобного уже не практикуется, а в начале 60-х доминошные баталии на деньги были распространенным явлением в Москве. Броневой порой зарабатывал на них рубль в два дня. Причем иногда ему приходилось несладко. Ведь он играл не ради спортивного интереса, а с одной целью - заработать на хлеб себе и дочери. Поэтому, выиграв свой рубль, покидал доминошную арену. А среди игроков это было не принято: там царило правило - играть до победного конца. Броневой рассказывает: «Но я нарушал этот неписаный закон. «Ах ты...» - меня матом как пошлют. Я им объяснял, в чем дело, и потом мне начали прощать то, что с выигрышем я уходил».