Генерал Мейр Амит, управляющий «Моссадом», ошибался редко. Но на этот раз он оказался неправ. Путь к ракетам в Хелуане пролегал через завод в Западной Германии.
Глава 6
Только через неделю Миллеру удалось попасть к начальнику гамбургского ОГП. Тот встретил Петера неохотно: по-видимому, Дорн догадался, что Миллер действует без согласия Гоффманна, и предупредил об этом главу ОГП.
– Поймите, – начал тот. – Я согласился на встречу, лишь уступив вашим настойчивым просьбам.
– И на том спасибо, – невозмутимо отозвался Миллер. – Меня интересует человек, которого ваш отдел, безусловно, разыскивает. Его имя Эдуард Рошманн.
– Рошманн?
– Да. Капитан СС. Комендант рижского гетто с сорок первого по сорок четвертый год. – Я хочу узнать, жив ли он, а если умер, где похоронен. Расскажите, может быть, вам удалось его арестовать, привлечь к суду. А если нет, знаете ли вы, где он живет сейчас?..
Адвокат был ошеломлен.
– Я не могу вам этого сказать! – воскликнул он.
– Отчего же? Это интересует наших читателей. И очень сильно.
– Сомневаюсь, —адвокат взял себя в руки, заговорил спокойно. – Иначе мы получали бы письма с подобными вопросами. А из читателей вы первый, кто проявил к нам интерес.
– Вообще-то я не читатель, а журналист.
– Возможно, возможно. Тем не менее я могу сообщить вам не больше, чем рядовому читателю.
– Так сколько же?
– Боюсь, мы не вправе разглашать сведения, касающиеся наших поисков.
– Глупости!
– Позвольте, господин Миллер, ведь не требуете же вы, чтобы полицейские докладывали, насколько продвинулось их расследование какого-нибудь уголовного дела.
– Отнюдь. Часто бывает как раз наоборот. Обычно полиция с удовольствием сообщает, что вскоре арестует преступника. И уж конечно, расскажет журналисту, жив главный подозреваемый или мертв. Это поднимает ее престиж в глазах народа.
Адвокат улыбнулся одними губами:
– Мы не полиция. Поймите, если разыскиваемый узнает, что его вот-вот возьмут, он скроется.
– Возможно, – согласился Миллер. – Хотя, судя по газетам, вы предали суду лишь трех рядовых эсэсовцев, бывших охранников рижского гетто. Да и произошло это в пятидесятом году, так что вам их, видимо, англичане прямо из лагеря для военнопленных передали. Похоже, военным преступникам вашего ведомства опасаться не стоит.
– Вы глубоко заблуждаетесь.
– Хорошо. Допустим, вы заняты расследованием всерьез. И все же никому не повредит, если вы скажете, ищете Рошманна или нет и где он теперь обитает.
– Скажу лишь, что все вопросы, находящиеся в нашем ведении, постоянно прорабатываются. Постоянно. Больше ничем помочь не могу.
Он встал. Миллер тоже.
– Только не надорвитесь от чрезмерного усердия, – бросил Петер и вышел.
Еще неделю Миллер готовился: сидел дома, читал книги о войне на Восточном фронте и преступлениях в концлагерях. О «Комиссии Z» он узнал случайно, от библиотекаря.
– Находится она в Людвигсбурге, – сказал он Миллеру. – Я читал о ней в журнале. Полностью она именуется так: «Центральное федеральное агентство по расследованию преступлений, совершенных во время фашистской диктатуры». Название громоздкое, поэтому для краткости службу окрестили «Централь Штелле», или «Комиссия Z». Это единственная организация, охотящаяся за нацистами в национальном и даже международном масштабе.
– Спасибо, – поблагодарил библиотекаря Миллер, уходя. – Пожалуй, туда стоит заглянуть.
На другое утро Петер пошел в банк, перевел хозяйке квартиры плату за три месяца вперед, снял со счета почти все деньги – пять тысяч, оставил лишь десять марок, чтобы не закрывать его. Вернулся домой и предупредил Зиги, что уезжает, возможно, на неделю или чуть дольше, поцеловал ее на прощание. Потом вывел из гаража «ягуар», по первому снегу миновал Бремен и двинулся на юг, в Рейнляндию.
Начался один из первых в том году снегопадов, пронизывающий ветер с Северного моря гнал снежинки вдоль широкого шоссе, идущего от Бремена на юг в равнины Южной Саксонии.
Через два часа Миллер остановился выпить кофе, а затем вновь помчался по земле Северный Рейн-Вестфалия. Несмотря на ветер и сгущавшиеся сумерки, ехать по автобану в плохую погоду Петеру нравилось. Сидя в «ягуаре», он воображал себя в рубке самолета; тускло светились огоньки на приборной доске; наступала зимняя ночь, леденящий ветер бросал снег в свет фар, а потом уносил назад, в пустоту.
Как всегда, Миллер ехал в крайнем левом ряду, выжимал из «ягуара» около ста шестидесяти километров в час, смотрел, как остаются позади обгоняемые грузовики.
К шести вечера он миновал поворот на Гамм, справа замелькали тусклые огоньки заводов Рура. Рур – растянувшийся на километры промышленный район ФРГ из нескончаемых предприятий с дымящими трубами и рабочих поселков, расположенных столь тесно, что все это казалось одним гигантским городом длиной сто пятьдесят и шириной сто километров, – не переставал изумлять Петера. Когда шоссе поднялось на виадук Миллер не мог оторвать взгляд от тысяч и тысяч гектаров, озаряемых светом бесчисленных вагранок, где выплавляется сталь, из которой выковано экономическое чудо ФРГ. Пятнадцать лет назад, когда, маленький Петер проезжал мимо на поезде, направляясь на каникулы во Францию, кругом были одни развалины – промышленное сердце Германии тогда едва билось. И не гордиться созданным соотечественниками за эти годы Миллер просто не мог.
«А все-таки здорово, – думал он, подъезжая к Колонской кольцевой, – что я не живу в этом чаду». В Колонье Петер повернул на юго-запад, проехал Висбаден и Франкфурт, Мангейм и Хайльсбронн и, наконец, поздно ночью остановился у отеля в Штутгарте, ближайшем к Людвигсбургу городе, где и заночевал.
Людвигсбург – небольшой торговый городок, затерянный среди живописных холмов земли Баден-Вюртемберг, в двадцати километрах от ее столицы, Штутгарта. Там, в маленьком переулке, недалеко от Хохштрассе, к необычайному смущению бюргеров расположилась «Комиссия Z» – крошечное ведомство, где за гроши трудились люди, преданные одной цели – поиску фашистов, виновных в преступлениях против человечества. До того, как специальный «Статут ограничений» признал таковыми только единичные и массовые убийства, к преступлениям против человечества причисляли вымогательство, грабеж, пытки и прочее.
Но и после всех ограничений в списках «Комиссии Z» значилось не менее ста семидесяти тысяч человек, поэтому понятно, почему основной упор делался на поиски нескольких тысяч, виновных в массовых убийствах.
Лишенная права арестовывать, комиссия имела возможность лишь ходатайствовать в полицию об аресте, когда обвинительный материал собран, а преступник опознан. Способная выжать из федерального правительства лишь гроши, она существовала только потому, что работали в ней самоотверженные люди.
В ее штате было пятьдесят следователей и восемьдесят юристов. Все следователи были молоды – не старше тридцати пяти, дабы не иметь ничего общего с расследуемыми делами. Адвокаты были старше, но тщательно отбирались из людей, в преступлениях фашистов не замешанных.
Привыкшие к официальным отказам, пропаже одолженных другим ведомствам документов, исчезновению предупрежденных «доброжелателями» подозреваемых, служащие «Комиссии Z» трудились в поте лица, понимая, что действуют вопреки желаниям большинства соотечественников. Ведь даже обычно улыбающиеся жители Людвигсбурга мрачили, увидев работника этой печально известной организации.
Петер Миллер разыскал ее по адресу Шорндорферштрассе, 58, в большом, некогда жилом доме за трехметровой высоты забором. Въезд закрывали массивные стальные ворота. Поодаль от них Миллер заметил кнопку звонка и нажал ее. Отворилось окошечко, появилось лицо привратника.
– Слушаю вас.
– Я хотел бы поговорить с одним из ваших следователей.
– С кем именно?
– Я здесь никого не знаю, – признался Миллер. – Посему подойдет любой. Вот моя визитка.
Он протянул в окошко карточку, заставил привратника взять ее. Так она по крайней мере попала бы внутрь. Привратник захлопнул окошко и ушел. А вернувшись, открыл ворота и проводил Миллера в здание, где оказалось душно – батареи жарили вовсю. Из стеклянной будки вынырнул вахтер, отвел Петера в небольшую приемную, сказал: «Сейчас к вам придут» – и исчез.