К сожалению для Барака (и для автора этой книги), Коротков, который поне-многу становился все более откровенным в беседах с ним, внезапно умер в июне 1961 года во время игры в теннис с Иваном Серовым. Барак надеялся об-судить с ним и другие темы, например, тайны Абакумова или связи между Моск-вой и Борманом. Однако он однажды все-таки спросил Короткова о том, что стало с Мюллером. Коротков ответил, что они об этом еще поговорят… Все, что он знал — так как ему уже поручили заниматься другими делами — что из быв-шего шефа Гестапо вытащили все то, что было нужно для оценки и отбора немцев, внедрившихся на Запад, и что ему, во всяком случае, пока не предо-ставили свободу действий и передвижений.
Лгал ли Коротков с помощью намеренного умолчания или по долгу службы? В любом случае, он смеялся над периодически возникавшими слухами, согласно которым Мюллера якобы видели то здесь, то там…
В середине 1960-х годов из Москвы дошел слух, что Мюллера под чужим име-нем отправили в лагерь где-то в СССР — возможно в Воркуту, где он якобы по-ссорился с другими заключенными, и один из них, мол, его задушил.
Не подбросил ли КГБ специально эту версию, чтобы избавиться от отныне бес-полезной пешки, тем более, что его бывший «куратор» Коротков умер, так же как и несколько других членов его команды?
Архивы Москвы, без сомнения, когда-нибудь поставят последнюю точку в деле Мюллера.
Влюбленного в тоталитаризм Гестапо-Мюллера перемолола та самая машина, в которой он мечтал стать одним из главных ее инструментов. Каким бы ни был час его смерти, и где бы она ни произошла, смерть его не была славной. Он считал себя незаменимым, но среди двойных агентов незаменимых не бывает никогда. Смерть Бормана в январе 1959 года, смерть Мюллера в следующее де-сятилетие закрыли эту главу истории германо-советских отношений, подтасо-ванную и лживую от начала до конца, начиная с Рапалльского договора 1922 года.
19.6. Странные ловушки и очень верные поклонницы
Любопытно, что еще в 1958 году и даже вплоть до 1961 года призрак Мюллера все еще бродил за кулисами современности, либо из-за разных внешних сходств и совпадений, либо по причине действий немецких адвокатов. К ним относилось письмо, датированное 24 августа 1958 года и подписанное неким 249
французом по имени Р. Кастанье, который по просьбе немецкого адвоката Зай-больда свидетельствовал о «человечных качествах», которые Мюллер всегда проявлял по отношению к заключенным французам, друзьям или знакомым Ка-станье во время оккупации. Письмо было отправлено из Шелля, маленького го-родка в департаменте Сены и Марны.
Кастанье, например, сообщал, что по его просьбе, когда он служил посредни-ком между заключенными и немецкими властями, Мюллер освободил от очень жестких наказаний одного французского офицера, который, однако, выдал немцам систему побегов.
В 1993 году расследование в Шелле ничего не дало. Адреса больше не суще-ствовало. Некая Жанна Кастанье жила неподалеку. Она написала нам, что не имеет никакого отношения к тому Кастанье. Одному журналисту, который под-писывался именем Кастанье в 1998 году в газете «La Croix» (католическая газе-та «Крест»), мы написали письмо с вопросом, что он об этом думает. Он так ни-чего и не ответил. Небрежность или увертка?
Но по какой причине адвокат Зайбольд — который действительно знал Фридриха Панцингера — пытался собрать свидетельства в пользу Гестапо-Мюллера? Он был адвокатом не только Мюллера, официально умершего в 1945 году, но также и адвокатом швейцарского банкира Франсуа Жену, отвечавшего за интересы семьи Бормана с 1949 года…
После этого снова воцаряется молчание. О Зайбольде больше ничего не слыш-но. Зато за досье Мюллера постоянно следит 66-я группа американской военной разведки в Германии под командованием подполковника Роберта Дж. Арнольда, который, среди прочего, справляется об этом у комиссара немецкой уголовной полиции Мюнхена Вайды. Из донесений этой группы и из рапортов комиссара Вайды следует, что в глазах некоторых американцев и немногочисленных немцев Мюллер на пороге 1960-х годов все еще был жив и поддерживал пря-мые или косвенные отношения, смотря по обстоятельствам, как со своей семь-ей, так и со многими из его бывших любовниц, которые были также подругами его жены Софи, урожденной Дишнер.