Это какой-то ревизионист пишет так в 1995 году? Нет, это Телфорд Тейлор, видный американский юрист, один из главных обвинителей от США на Нюрн-бергском процессе.
(Телфорд Тейлор, «Анатомия Нюрнбергских процессов. Личные воспоминания». США, 1992, французское издание под названием «Прокурор в Нюрнберге», Па-риж, 1995. — прим. автора)
Именно в этот контекст вписываются исчезновения Мартина Бормана и Гестапо-Мюллера, среди многих других обманов. Тейлор, впрочем, мог бы добавить намного больше в отношении его собственных коллег. С 1946 по 1948 год уси-ленно поддерживался и распространялся шум вокруг приблизительно двадцати обвиняемых, которых долго фотографировали то в их камерах, то перед судом. Целью этого шума было скрыть те уловки, махинации и утаивания, которым предавались все союзники.
У Лондона были свои причины, чтобы желать пощадить немецких военных, по крайней мере, некоторых из них, и еще больше — некоторых крупнейших промышленников, коммерсантов и банкиров, поскольку Англия до конца тридцатых годов — в конкуренции с американцами, французами, итальянцами и десятком других иностранных магнатов — расширяла свои соглашения с немцами. Что уж тут говорить о Москве, которая со времен тайных соглашений в Рапалло до Пак-та 1939 года способствовала воссозданию немецкой армии и военной промыш-ленности, снабжавшей обе стороны договора?
Главным образом требовалось, чтобы публичные слушания не дали обществен-ности возможности узнать об условиях финансирования нацизма, прежде всего о том, что деньги он получал отнюдь не только от крупных немецких предпри-нимателей. Одним из примеров этой инсценировки был вызов в суд не Альфре-да Круппа фон дер Болена, исполнительного директора этой фирмы, а его ста-рого, настолько дряхлого и немощного отца Густава, что судьи быстро отказа-лись его слушать.
(Его сын Альфред годом позже все же предстал перед судом. Его приговорили к пожизненному заключению, но выпустили в 1957 году. Пребывая в тюрьме, он, когда хотел, мог спокойно встречаться там со своей семьей и своими друзьями. — прим. автора.)
Это объясняет высокомерие Германа Шмитца, друга на все времена Бормана и живого воплощения концерна «И.Г. Фарбен». Он знал, что его быстро освободят в обмен на его молчание. Это объясняет также иронию Вальтера Функа, кото-рый в мае 1946 года свалил всю вину на своего заместителя и помощника Эми-ля Пуля, который был столь же уверен, что приговор ему будет носить исключи-тельно формальный характер.
(Директор и вице-президент Имперского банка Эмиль Пуль был 11 апреля 1949 года приговорен к пяти годам тюрьмы, но вышел на свободу уже 21 декабря того же года. — прим. перев.)
На скамье прессы никто не вспомнил о сообщении OWI (Office of War Information, Управление военной информации американского правительства во время войны) которое 19 июля 1944 года обращало внимание на «обеспокоен-ность швейцарских банкиров размером сумм, которые в последнее время про-ходят транзитом через их страну в направлении преимущественно португаль-ских банков». Не вспомнили также и об утверждениях нью-йоркской газеты «Herald Tribune», которая 13 апреля 1944 года уверяла, что «американские банки» хранили немецкие капиталы, и также служили местом их сокрытия уже, по крайней мере, целый год.
Знали, но молчали. Молчание стало еще более гнетущим с 1996 по 1998 год, когда кампания вокруг «нацистского золота» вдруг обрушилась не на тот или другой швейцарский банк, а на саму Швейцарию. В 1984 году англо-американский автор книги «Торговля с врагом» Чарльз Хайэм напрасно пробо-вал разбудить эти воспоминания, когда подчеркивал: «С окончанием Нюрнберг-ского процесса правду о деятельности «братства» (банкиров, промышленников, коммерсантов) постарались похоронить. Шахт, который знал, как никто другой, о финансовом положении Германии и об этих связях, устроил на суде велико-лепный спектакль. На вопросы главного обвинителя Роберта Х. Джексона он отвечал либо презрительно, либо насмешливо…»
В обмен на сдержанность советских судей, представители Запада не упоминали главным образом ни о советско-германском договоре 1939 года, ни о Катыни, «преступлении немцев», хотя они уже давно знали правду об этих убийствах, рядовые исполнители которых, такие как Василий Зарубин, еще долго враща-лись в дипломатических кругах.
20.2. Шахт, Абс, Пфердменгес, Ахенбах…
Американский еврей Джон Вейц, последний биограф Шахта, охотно верит в эти пародии на правосудие, когда отмечает, что великий финансист Рейха, мол, три раза представал перед судом, вначале перед союзниками, затем дважды перед немецкими судами, ответственными за денацификацию, был арестован, затем оправдан. Конечно, он никогда не вступал в нацистскую партию; конечно, по-сле покушения на Гитлера, его отправили в концлагерь, но там, в конце 1944 — начале 1945 годов находились также десятки других нацистов, с единственным намерением восстановить таким путем свою непорочность.