Кто бы сомневался! Шимон Самуэльс, в то время представитель Симона Визен-таля в Аргентине, напомнил в аргентинской газете «Pagina/12» («Страница/12») в сентябре 1993, что в период с 1950 по 1960 год «Израиль затормозил наши поиски нацистских военных преступников».
Алисия Ортис расспрашивает об этом некоторых своих друзей, которые не скрывали от нее своего участия в похищении Эйхмана в 1960 году.
«А почему же не Бормана? — спрашивает она у них.
— Израиль в то время был слишком изолирован на мировой арене, чтобы позво-лить себе одновременно два процесса такого рода».
Смешное объяснение, так как поддержка Израиля на мировой арене была в равной степени слабой как в этот 1960 год, так и во время казни Эйхмана двумя годами позже. И почему на протяжении всех трех часов фильма, снятого во время его процесса и широко распространенного до 2001 года, никто никогда и слова не сказал о роли Мюллера, патрона Эйхмана, о том, что случилось с ним после 1945 года, о письмах, которыми обменивались Борман и Эйхман, которые впоследствии были конфискованы у сыновей Эйхмана?
В 1993 году Цви Ашарони, один из «коммандос», захвативших Эйхмана, расска-зывал газете «Pagina/12», что он в то время точно определил ферму, на которой жил Йозеф Менгеле, «ангел смерти Освенцима», на границе Бразилии и Параг-вая. Он подчеркнул: «И именно Иссер Харель, мой начальник, приказал мне бросить это!» Этот великолепный директор Моссада мог отдать такой приказ только потому, что было какого-то рода соглашение между «старыми господа-ми» из Бонна и Тель-Авивом. Французская газета «Юманите» от 28 декабря 1993 года воспроизвела эти заявления без комментариев. Еврейские организа-ции Франции промолчали. И за все время — ни слова о роли Мюллера. Возника-ет вопрос, а существовал ли этот человек на самом деле.
21.3. Молчание Москвы
Нет нужды в длинных комментариях, чтобы объяснить оглушающее молчание Кремля по этому поводу. Вы уже прочли здесь, что пришлось дождаться 2000 года, чтобы репортаж, завизированный «новым» КГБ, наконец-то признал, что Борман умер в Асунсьоне в 1959 году. Но никогда не было и слова о Мюллере.
Дело в том, что если сдвинуть один камень, под которым были похоронены Аба-кумов и его архивы, то придется сдвинуть и другой: тот, под которым скрыва-ются секретные германо-советские связи до и после 1939 года. И, тем самым почти автоматически разоблачить секретные игры, происходившие уже после 1945 года, создание Мюллером и нацистами разведывательных ячеек в Восточ-ном Берлине, Лейпциге, Дрездене, и т. д., в Западной Германии и в НАТО.
Со своей стороны, ни Бонн, ни американские разведывательные службы в Гер-мании никогда не хотели признавать, что не только КГБ, но и Мюллер — еще до КГБ — смог внедрить в них своих людей и разлагать их изнутри.
Но давайте дадим высказаться двум совсем разным авторам, которые вырази-тельно высказали свою точку зрения по этому вопросу.
Вначале Льюис Килзер. В своей уже цитировавшейся книге, он замечает мимо-ходом: «В конце 1940-х годов кто мог счесть полезным говорить о том, что че-ловек, являвшийся вторым после Гитлера виновником Холокоста, на самом деле был агентом Иосифа Сталина?»
Нужно было пожить в политической и интеллектуальной обстановке той эпохи, чтобы понять, что ни одно большое издательство очевидно не допустило бы по-добного утверждения, которое тут же ставило бы под сомнение всю официаль-ную историю.
Но уже в 1967 году апологетический труд Жиля Перро о Леопольде Треппере (одном из, но не единственном шефе «Красного оркестра») должен был бы при-влечь к этому вопросу внимание, тем более, что автор был известен своей при-надлежностью к левым активистам. Перро писал: «Известно, что Борман вызы-вал крайнее возмущение у заинтересованных министров, снабжая радиоигру широкой информацией; сотрудники приходили в ужас, видя, как врагу переда-ют сведения особой важности… Гестапо продолжало радиоигру своими силами. Для шефа Гестапо это была возможность с наименьшим риском установить ис-кренний контакт с Москвой…» И добавил, вспомнив о немецких националист-ских кругах, которые после 1918 года объясняли свое поражение в Первой ми-ровой войне тезисом об ударе в спину: «предать гласности измену Бормана или Мюллера дало бы неонацистам возможность начать такую же кампанию…»