Мюллер всегда презирал Запад и не всегда скрывал своего восхищения СССР: он, похоже, был искренним энтузиастом пакта Молотова — Риббентроппа. Пауль Леверкюн, один из помощников адмирала Канариса, рассказывал автору книги в 1950 году, что «в пору сотрудничества гестапо и НКВД эйфория достигла такой степени, что в августе 1940 г. Мюллер предложил верховному командова-нию вермахта (до конца 1941 г. распоряжавшемуся во Франции) создать специ-альное подразделение с целью поддержания максимальных контактов с остат-ками коммунистической партии».
«Для всех нас, — говорил тогда Мюллер своим помощникам, — враг — это Англия и Виши!» Когда в сентябре 1940 года заместитель шефа СС во Франции Карл Бёмельбург предложил арестовать французских коммунистов, «которые лишь частично поддерживают игру в сотрудничество с нами против агентов британ-ского империализма в южной зоне» Франции (то есть международно признанно-го тогда правительства Французского государства во главе с маршалом Петэном), Мюллер просто не позволил провести необходимые облавы.
В известном разговоре с Шелленбергом в 1943 году шеф гестапо даже называл советское влияние в Европе «неизбежным следствием исторического развития, свойственного нашей эпохе, особенно если иметь в виду духовную анархию нашей западной культуры — включая и идеологию Третьей империи. Национал-социализм — не что иное, как куча навоза в этой духовной пустыне. Напротив, все видят, что в России развивается действительно чистая духовная и биологи-ческая сила. Духовная и материальная революция, к которой стремится комму-низм, предлагает своего рода положительный заряд — в противоположность нашему западному негативизму».
Вполне буржуазный Шелленберг был совершенно сбит с толку: Мюллер говорил об арестованных им советских агентах из знаменитой «Красной капеллы» как о «чистых прогрессивных революционерах, обладающих уверенностью в себе, которая полностью отсутствует у наших западных интеллектуалов, за исключе-нием, может быть, некоторых членов СС». (3)
Закончил же он предложением скорее договориться со Сталиным: «Это был бы такой удар, от которого бы Запад, со своим сатанинским лицемерием, никогда бы не оправился…»
Все это может показаться весьма удивительным, но только если не вспоминать о том, что слово «национал-большевизм» не всегда было ругательным в среде сторонников всего нового и прогрессивного. Ведь 15 июля 1934 года заявил же известный коммунист Карл Радек в «Известиях», что не существует причин, по которым немецкий фашизм и Советская Россия не могли бы идти нога в ногу. Ведь фашистская Италия и Советская Россия уже являлись к тому времени хо-рошими друзьями…
Подобные настроения в Германии олицетворял, в частности, знаменитый пол-ковник Вальтер Николаи, бывший начальником разведки кронпринца (наслед-ника престола) в годы Первой мировой войны, шефом военной разведки — вплоть до 1925 года. В 1917 г. он организовал отправку из Швейцарии — через Скандинавию — в Россию знаменитого поезда с 224 революционерами, из кото-рых добрых два десятка были его собственными (!) агентами. Николаи прини-мал самое деятельное участие и в интригах, предшествовавших приходу Гитле-ра к власти, но затем, в борьбе за место начальника военной разведки, проиг-рал адмиралу Канарису. (4) (Который при этом утверждал, что «Николаи в сво-ей завороженности отдельными большевиками дошел до степени «настоящего друга Москвы»».) «Это именно Николаи, — пишет де Вильмаре, — с конца 1919 г. продвигал концепцию тайных германо-советских соглашений, чьим повторени-ем стал договор 1939 г.»
Интересна также фигура генерала Рудольфа Бамлера, руководившего в 1938–1939 гг. управлением III F Абвера. На этом посту он показал себя настолько фанатичным нацистом и сторонником сближения с СССР (после 1937 г.), что Канарис отправил его сначала в Данциг, а затем в Норвегию. Попав в плен на Восточном фронте, он делил дачу с фон Паулюсом и впоследствии состоял в той же в группе Абакумова (в Карлсхорсте), руководя школой тайных полицейских агентов, работавших на К5 — предшественника восточногерманского МГБ.
Де Вильмаре удивляется, что с тех пор как Шелленберг в своих, откровенно цензурованных, мемуарах бросил фразу о том, что, по его мнению, начиная с 1943 года Мюллер находился в связи с советскими секретными службами, никто не пытался прояснить этот вопрос. Вокруг фигуры шефа гестапо словно суще-ствует некая «фигура умолчания». Например, глава западногерманской развед-ки Гелен в своих мемуарах не раз говорит о том же Шелленберге, но никогда — о Мюллере! «Чрезвычайно противоречивый историк Дэвид Ирвинг, которого наши «комиссары мысли» последние два десятка лет зовут «ревизионистом», — иронизирует де Вильмаре, — подготовил французскую версию мемуаров Райн-харда Гелена — и не обратил внимания на это умолчание».