Прежде Хрущев, стоявший также и во главе руководящей военно-политической группы, выдвигал тезис о том, что «отныне политика защиты СССР должна быть основана исключительно на использовании межконтинентальных баллистиче-ских ракет».
Почему генеральный секретарь партии и его люди в Министерстве обороны и Генеральном штабе сделали столь вредный, если не роковой стратегический выбор в пользу применения исключительно новых межконтинентальных балли-стических ракет за счет обычных средств вооружения? Строго говоря, Пьер де Вильмарест лишь намекает на ответ. Но нам он ясен: это был выбор партии, направленный против органики Советских Вооруженных Сил с их собственной судьбой, с их возможностью континентального развертывания «от Берлина до Синьцзяна».
Дело зашло настолько далеко, как указывает Пьер де Вильмарест, что «Красная звезда» не без пафоса сразу же после отставки Хрущева писала: «Стратегия, от которой мы наконец отворачиваемся, рождена слабыми мозгами». Последовала кровавая стирка. «Ровно через восемь дней после смещения Хрущева», как от-мечает Пьер де Вильмарест, маршал С. С. Бирюзов, новый начальник Генераль-ного штаба, назначенный Никитой Хрущевым и руководивший в 1962 году уста-новкой советских ракет на Кубе, безусловный сторонник хрущевской доктрины мирового ядерного блицкрига, погиб 19 октября 1964 года в исключительно странной авиационной катастрофе. В том же самолете находился (и тоже погиб) генерал Н. Миронов, начальник отдела «административных органов» Централь-ного Комитета. Пьер де Вильмарест: «Установлено, что авиакатастрофа была подготовлена». Короче не скажешь.
Прямой и быстрый ответ Красной армии был абсолютно адекватен угрозе смер-ти, которой подобно было промедление.
Игнорирование опасности, исходившей от сверхстратегических доктрин Никиты Хрущева и его людей, неизбежно вело к быстрому упадку Красной армии с ее неотъемлемой и органической собственной судьбой, одно из проявлений кото-рой, способность к быстрому континентальному развертыванию «от Берлина до Синьцзяна», абсолютно не было единственным — сколь ни важным — проявлени-ем стратегической оборонной доктрины. За выбором Н. С. Хрущевым военной доктрины на самом деле стоял иной, совершенно иной выбор. Речь шла о диа-лектическом отрицании, а затем и разрушении всей национальной, метаполити-ческой и неотъемлемо харизматической миссии Красной армии в том виде, в каком она была определена генерал-полковником С. М. Штеменко и его «базо-выми геополитическими группами»: сохранением национальной целостности, самого бытия и национального сознания советского народа, то есть Великой Советской России, иными словами, и, прежде всего, ее «полярного предназна-чения», в строгом, чисто «штеменковском» смысле.
Для «базовых геополитических групп», действовавших в недрах Красной армии под «полярным» руководством генерал-полковника С. М. Штеменко и его людей, а также тех, кто стоял за ними — точнее, того, что за ними стояло, — Крас-ная армия была прежде всего «неотъемлемым состоянием сознания».
Дублируя Коммунистическую партию, она должна была стать тем, чем Коммуни-стическая партия стать не могла в принципе, ибо была лишь бессмысленной, темной структурой, выброшенной на поверхность в качестве чисто внешней приманки. Красная армия должна была стать, причем срочно, живой связующей тканью, формой и образом жизни. На более глубоком субверсивном уровне — «внешним», «коллаборационистским» проводником «подземной миссии» Рус-ской Православной церкви, а на Украине и в странах Балтии — подпольной Католической церкви. Должна была зажечь вечный огонь над мировым прахом.
Отчуждаемая от национальных задач и постепенно уничтожаемая секретариа-том Коммунистической партии с его ядерной «хрущевской линией», с его ото-рванной от народа «преторианской гвардией» технических «внутренних наем-ников», Красная армия все яснее видела, как ее отрезают от живого социально-го и национального дыхания советской жизни, подчиняют «единственно вер-ной» линии Коммунистической партии. Необходимо было быстро реагировать, и Красная армия отреагировала немедленно, поставив ценой отказ от любого вмешательства, любого отчуждения ее тайной «полярной линии» как внутри, так и вовне. И вовне?
Разумеется, и вовне. Как только глава ГРУ генерал-полковник С. М. Штеменко добился для служб военной разведки стран восточного социалистического бло-ка постоянного и равного участия в постановке и осуществлении общих опера-тивных целей, равно как их истолкования и использования, а затем принял на себя руководство штабом Объединенных Вооруженных Сил государств — участ-ников Варшавского договора, он установил право национальных представи-тельств в руководстве Варшавского договора на прямое участие в разработке и определении линии «социалистического фронта» Восточной Европы. Это приве-ло его к конфликту, сначала со сторонниками исключительно советского коман-дования армиями Варшавского договора, соглашавшимися разве что на фор-мальное участие других делегаций в деятельности штаба.