Мартин Борман тоже внимательно следил за ним, так как, будучи дипломиро-ванным юристом, Кальтенбруннер убедил Гейдриха, что вместо того, чтобы напрямую браться за некоторых богатейших еврейских банкиров, лучше было бы «аризировать» их банки. Так, для могущественного банка братьев Оппен-гейм достаточно было заменить их на посту директоров их же компаньонами Германом Йозефом Абсом и Робертом Пфердменгесом. Оппенгеймов попросили больше не показываться на публике. Они жили бы как советники, в недоступ-ных для общественности офисах.
Изворотливость, достойная Гестапо-Мюллера, но придуманная, однако, этим австрийцем, высоким, как лесоруб, закоренелым пьяницей, которого, впрочем, холодный и вежливый Ялмар Шахт, великий финансист Рейха до конца 1938 года, отнюдь не считал таким недалеким, как хотел убедить его Мюллер. Мюллер скорее насмехался над этим назначением, потому что каким бы хорошим юристом и любителем хорошей жизни Кальтенбруннер ни был, но он совершен-но ничего не понимал в вопросах полиции и внутренней безопасности. Впрочем, Мюллер сразу же под предлогом помощи и советов «господину директору» влез в его окружение.
«Этот плут, как говорил о нем Шелленберг, нашел более сильного, чем он. Гиммлер грубо ошибся, думая, что сможет нейтрализовать Мюллера».
Но именно Борман, в конечном счете, дергал за веревочки в этот поворотный момент войны. Потому что именно 1943 стал годом, в который — это следует за-помнить — большая часть соратников Гитлера начинает его предавать: Геринг, через свои личные каналы в Скандинавии, пусть даже и чересчур поздно, что-бы хоть когда-то выкарабкаться из нацистского осиного гнезда; Гиммлер, кото-рый тоже через своего массажиста Феликса Керстена пытается зондировать скандинавских друзей из западных кругов; Борман, наконец, который говорит в своем окружении, что пора уже «предусматривать самое худшее», так как во-преки речам Геббельса, Берлин уже не сможет выиграть войну.
Между тем, оказывается, что в конце этого 1943 года, ввиду технической необ-ходимости Мартин Борман должен хоть и в очень небольшой степени посвятить Кальтенбруннера в проект, который он тайно начинает. Речь идет о том, чтобы ради обеспечения выживания Рейха организовать нелегальный перевод за гра-ницу секретных фондов и передачу промышленных патентов; с чем согласятся и крупные немецкие предприниматели, когда они присоединятся к заговору.
Если война будет проиграна, предусматривал Борман, то после имущества и фондов, в «дружеские» страны переправят и людей. Мюллер «в деле», но Каль-тенбруннер об этом не знает. Он об этом говорит намеками своей любовнице Гизеле фон Вестарп. Он не знает, что это Мартин Борман подсунул ее ему в по-стель, и что она отчитывается перед ним о поведении своего любовника. Она любит Эрнста. Она также любит и легкую жизнь. Она докажет это в 1945…
ГЛАВА VIII
8.1. Двойная игра на службе врагу
Почему Генриху Мюллеру летом 1942 года понадобилось так много времени, чтобы ознакомиться с методами секретной корреспонденции, тайнописи, неви-димых чернил и микроточек? Это желание полицейского, чтобы знать все боль-ше и больше, или чтобы, овладев некоторыми способами, пользоваться ими са-мому? Но если пользоваться, то для связи с какими таинственными собеседни-ками? Знаменитый американский исследователь, знаток применения и раскры-тия кодов и шифров во время Второй мировой войны Дэвид Кан сообщает об этом факте в своей книге «Шпионы Гитлера» лишь мимоходом, не уточняя. Итак, этим летом 1942 года, поворотного года войны, десятки значительных до-кументов накапливаются в кабинетах шефа Гестапо, причем кажется, что он пренебрегает наиболее существенными из них.
Мюллер и его служба, однако, не бездельничают: его люди трусят в Германии бывших коммунистических активистов, социал-демократических или христиан-ских противников нацизма, например, из «Белой Розы»; он сам часто отправля-ется для инспекций в концентрационные лагеря, где его вербовщики продол-жают отбирать потенциальных агентов; он также много путешествует. В январе 1942 года он в Париже наводит справки по отчетам французских агентов Геста-по; в октябре он находится в Лиссабоне; в ноябре он присутствует в Париже в допросах… Тем не менее, больше всех других его должны были бы занимать два важных вопроса. Вначале дело «Макса»: во время нескольких встреч с ним и его помощниками для согласования действий Абвер и СД задавали друг другу вопрос, не был ли этот невероятный информатор, в конечном счете, королем дезинформации. Второй пункт, который следовало изучить в первую очередь: последствия того, что службы радиоперехвата Абвера в Европе обнаружили го-дом раньше, 15 июня 1941 года.