(На пятницу, четвертое апреля:)
«Ивнинг ньюс» за четырнадцатое августа 1975 года. Голубоватая луна, будто из фарфора, в небе ранним вечером. На куст молочая повесили записку для Г. Фергюсона. La Cuerda* с налипшей на нее грязью от трактора. (8.2.7.6 на туалетной бумаге) Присел. Брэдбери. Олень. Дорожка по краю лужи грязи идет против часовой. Подошел к стене. Одна среди нехоженых путей но что задело мне**. Снова присел. Диктату нужно время. Ему нужны существа ограниченные во времени и которые переживают время. Так в одиночестве жила и так закончила свой век***. Но в небе ярче всех горит звезда, когда она всего одна****. Фиалка укрылась за обомшелым камнем, ее почти не видно. Глянул влево. Присел. Солнце совершает свой круг. ЛСД-шная история. Морт. Уж день прошел. И спряталось за горизонтом солнце. От озера от холмов и от неба. Все прекрасно воин храбрый, Бог присмотрит за тобой. В обратный путь по сосновым иголкам. Покручивая в руках дубинкой идет вниз по мостовой а за спиной у него взрывается небо.
* Веревка (исп.). – Примеч. пер.
** Строка из стихотворения «Одна среди нехоженых путей» У. Вордсворта (пер. В. Савина). – Примеч. пер.
*** Там же. – Примеч. пер.
**** Там же. – Примеч. пер.
Пятница, пятнадцатое августа 1975 года
(Посетить Брайона, десять вечера.)
Стоял на ж/д станции с Реем М. и остальными. Ждали поезд до Сент-Луиса. Увидимся в Сент-Луисе Луи, увидимся на ярмарке. У Рея была целая комната, забитая чемоданами и тюками. Потом хотел узнать во сколько отправляется поезд до Сент-Луиса. Фигушки. Но так или иначе я хотел это выяснить. Полицейское заграждение (глянул – вроде схема 28) Билету меня был. Старые паровозы. Старая станция желтые огни. Билеты. Когда следующий поезд до Сент-Луиса?
В одном стакане выпивки смысла немного.
(На вторник, третье июня:)
Сент-Иен, Сент-Жак, Сент-Аллен.
Иен крутит акробатические «колеса» в долине. Иен сегодня в Париже? Где мой ножичек? Что и где я резал им в последний раз? Не помню. Пусть ноги сами отведут тебя к оврагу. Ага, вспомнил: вырезал ножиком дырки в записке на картонке для Г. Фергюсона (интересно где он?) Нашел, у куста молочая. Вчера, помню, вымазал руки млечным соком травы, пока вешал на этот куст записку. Берег бухты, золотой ножичек. Чуть грязная веревка. Присел. Молочай Миннесоты. Здесь самый крупный молочай и самые мелкие люди. Выхожу в долину. Обратно. Сколько есть видов неведения? Иду по пути. Голоден. Обратно в хижину. Закатал штанины брюк. Можно ли скушать персик? Он созрел уже или нет? Нет еще.
Суббота, шестнадцатое августа 1975 года
(Посетить Кэмпбелла Далглиша)
Пошел на встречу с Тимом Лири в ресторане, который устроен в отдельном крыле железнодорожного вокзала. Мне там предложили пообедать и выпить водки. Когда я выходил из ресторана, то встретил Тима. Выглядел он непривычно: вытянутое лошадиное лицо, совсем потемневшие зубы. Словно профессор из Англии.
В Новом Орлеане у меня был домик на берегу реки. Возвращался я как-то домой на велосипеде из света. Вижу: оранжевое канапе на переднем крыльце. Вверх по подъездной дорожке. Велосипед на заднее крыльцо. На заднем дворе есть небольшой участок земли под продажу. Может, тут скоро все под дамбу уровняют? У дома было два фасада – переднее крыльцо и заднее. Я выскользнул на заднее. Вдруг понимаю, что дом – не мой. И быстренько застегиваю рубашку. Носки забыл. Вскочил на велосипед и покатил. Лечу по дорожке, а мне навстречу юноша в светло-коричневом вязаном галстуке и с чемоданом. Кричит: «Делодж, где ключи?» Еду, не оглядываясь, но на ходу замечаю, что это Вайоминг-стрит, а мне надо на Денвер-стрит.
(На понедельник, шестое июня:)
Дом во сне наполовину изнутри наполовину снаружи. Дверь на дорожку. Кресла. Передняя дверь открывается на платформу. С кровати на заднем крыльце виден задний двор.
Сегодня, шестнадцатого августа, в голове звучат песенки. Возлюби ближнего своего. Ля-ля-тополя. За пять или за десять центов.
Отложил подгнивший персик для енота. Вчера оставил баклажан – зверек не съел. Что ж, винить не буду.
Слова другим голосом. Ножку, ноженьку давай*. Приходит вечер, и я спешу закинуться колесами.
Воскресенье, семнадцатое августа 1975 года (Посетить Билла-младшего – спокойный серый
день, Терра-Хоут, 23)
Убийство в Испании. Полиция… Видел надпись
на плакате:
* В оригинале: «Put your little foot right in», аллюзия на песню P. Брауна «Put Your Little Foot Right Out». – Примеч. пер.
«ФРАНКО МЕРТВ».
Я в Испании, еду в машине с группой туристов. Тут одному из них перерезают глотку. Набежали легавые, и нас всех грубым образом тащат в участок мадридской полиции. Протестую: «Минутку, минутку! Мы не бандиты, мы жертвы…»
– Estan testigos, – отвечают мне. – Esperan aqui*.
* Вы свидетели. Ждите здесь (исп.). – Примеч. пер.
Оглядываю блюстителей закона. Двое из них обсуждают способы, как патрулировать район, выискивая злоумышленников. Работу они построили по принципу гестапо. Вшивый такой застеночек получился. Один полицейский взял на себя роль будильника – каждые тридцать секунд подскакивает и бьет подозреваемого.
Постепенно доходит очередь до меня. Нас, однако, принимают вежливо – видят, что с нами лучше действовать по-хорошему. Лейтенант из отдела дознания жмет мне руку, представляясь: «Лейтенант Родригез де Кокуера».
Он отпечатывает на машинке мои показания, фотографирует меня. Говорит, что багаж и паспорт мне вернут, и сам я буду свободен, посетив американское посольство, а еще – нанеся личный визит маркизе де Дентура. Она мне дальний родственник по линии жены. Я эту мадаму ни разу в жизни не видел, причин видеть ее не имею и вообще сомневаюсь, что она моему визиту обрадуется. Тем не менее лейтенант настаивает: мой визит к ней – обязательное условие освобождения.
(На среду, четвертое июня:)
Посетил маркизу. Та вручила мне письмо, которое надлежало доставить в Лондон. Впоследствии лейтенанта повышают в звании до майора, и он прибирает к рукам весь отдел, требуя заодно все дела у своего соперника, майора Линареса, главы тайной полиции.
Не стоит забывать, что Калифорния некогда принадлежала Испании. Несколько лет назад мне приснился сон: мы с Билли в Танжере; видим взрыв далеко на севере, и я говорю: «А вот и Мадрид».
Яркий пример того, что мы не контролируем слова – напевание песенок про себя. Сегодня утром я брился, вытянув шею. Напевал «Просто мой счет» из «Плавучего театра».
Лейтенант Кокуера: маленького роста, тощий, гладко выбритые щеки. Густая козлиная бородка, бледное синюшное лицо, серые глаза. Вижу его обманчивую вежливость, слышу просительный тон и так и представляю, как за стеной пытают заключенных, «обезьян, приматов». Целеустремленный, очень. Хладнокровен, скрывает эмоции. Работаете бывшими нацистами, устроившимися в Интерпол. Свержение режима Франко его не затормозило. Холодно и иронично смотрит на картину на стене, говорит: «Режимы приходят и уходят…»
(На воскресенье, шестое апреля:)
Из участка меня провожали очень вежливо – двое детективов, прежде поведших себя со мной весьма грубо и подозрительно. Один, толстоватый прыщавый блондин с холодными серыми глазами, пожал мне руку. Я спросил, пойман ли убийца.
– О да, – отвечал худой полицейский в сером костюме; плечи у него были уже бедер. – Он у меня дома. Знаете, я ведь раньше дискотеки проводил.
Полицейский в униформе вынес мой багаж на улицу и поймал мне такси. Я поселился в гостинице «Отель-Англе», а после сам на такси поехал к маркизе по адресу на визитке. Маркиза встретила меня с распростертыми объятиями.
– Ах, мой американский кузен.
Я согласился выпить чаю. Маркиза посмотрела на меня по-над чашкой.
– А теперь воспользуюсь правом просить об одолжении – доставить письмо в Лондон. И передайте с рук на руки…
Мне это не понравилось. Слуга тем временем объявил: «Граф и графиня де Грация».
– Ох, скучные люди, эти югославские роялисты. Разводили бы свиней, как их король.
Граф – маленький человечек, раболепно-вежливый; графиня – дегенеративного вида женщина с зубами грызуна. Стоило упомянуть, что у меня проблемы с законом, и графа словно в воду опустили. Графиня же присвистнула сквозь выпирающие зубы, как возбужденный бурундук.