Но перед экспериментальной группой стояли другие задачи. Работа, которую выполняли нерожденные, была так важна, что женщин не торопили с родами — пусть рожают как можно позже.
Врачи говорили о «родовой травме». Выход во внешний мир лишает даже самых талантливых младенцев их небольшой, но потенциально мощной психической силы. После «травмы» они станут просто новорожденными — талантливыми, образованными, но, все-таки, обыкновенными младенцами.
Работники ММТП сокрушались об этом, но ее эта «травма» совсем не огорчала. Для Рэйко приближающееся возвращение в неведение станет благословенным даром самого Будды.
Как странно иметь гениального сына. Но ей обещали, что он все равно будет маленьким мальчиком. Она будет щекотать его и смешить. А если он упадет и заплачет, она его приласкает. Она будет греться в сиянии его улыбки, и он будет любить ее. Об этом она позаботится.
Быть гениальным — не значит быть бездушным. Она это знала из встреч с некоторыми студентами отца. Был один парень… папа хотел, чтобы она встречалась с ним, а не с Тецуо. Это было давно. Все восхищались его блестящим умом, у него была добрая улыбка и хороший характер.
Если бы не мясо, от которого появляется неприятный, как у американца, запах… — он слишком много его ел.
И все равно, к тому времени она уже была влюблена в Тецуо.
Одна за другой женщины покидали группу, их места занимали другие. И теперь новенькие искали у Рэйко совета и поддержки. Совсем скоро, конечно, придет и ее время. Кстати, она уже на неделю задерживалась. На очередном осмотре один из врачей, торопясь к телефону, оставил на столе свою папку.
Рэйко вдруг осмелела. Потянувшись, она раскрыла папку в надежде найти свою карту. Но это был всего лишь список пациентов другого отделения.
Потом она заметила: госпожа Сукимура в списке! А три недели назад им сказали, что ее роды прошли удачно. Были и другие знакомые имена. Оказывается, почти все родившие женщины находились под наблюдением этажом ниже.
Заколотилось сердце, и малыш тут же встревожился. Послышались шаги возвращающегося доктора. Рэйко оставила папку и села на место, пытаясь казаться спокойной.
— Если схватки не начнутся к концу месяца, мы спровоцируем их, — сказал врач, записывая данные теста. — Ваш муж, конечно, дал согласие на эту задержку. Вам не о чем беспокоиться.
Рэйко едва слушала его. В голове у нее зарождался план. Она обессилела от собственной дерзости.
Хорошо, что она надела на прием западное платье. Кимоно здесь слишком заметно. Поверх одежды для улицы можно надеть белый халат. В конце концов она видела, что здесь работают и женщины-врачи. Но ее выступающий живот и переваливающаяся походка превратят это переодевание в нелепый маскарад. Белый халат лежал на стуле, будто специально для нее оставленный.
Но в ее сумке еще оставался серый халат, который выдавали для осмотров. В туалете она накинула его поверх платья. В отделении обычно не обращают внимания на гуляющих пациентов. Униформа всегда помогает тому, кто хочет оставаться незаметным.
Вначале она попробовала лифт. Но когда она попросила восьмой этаж, то встретилась со строгими глазами лифтера.
— Разрешите взглянуть на ваш пропуск? — вежливо спросила медсестра.
— Я оговорилась, извините, — сказала Рэйко, кланяясь, чтобы скрыть волнение. — Я хотела сказать — девятый.
Выйдя из лифта, она прислонилась к стене. Передохнуть. Постоянно, каждую минуту, вес растущего живота заставлял ее постоянно напрягать мышцы спины — настоящая пытка, если не передвигаться в довольно неестественной позе. Скоро, совсем скоро ее ребенок появится на свет. И она уже начинала бояться этого болезненным, смертельным страхом.
Медсестра спросила, не нужна ли ей помощь.
— Ие, кекко десу, — быстро ответила Рэйко. — Гомэн насай. Икимасёу[10].
Медсестра, с недоверием взглянув на нее, поспешно ушла. Рэйко поплелась к ярко светящейся надписи «пожарный выход», огляделась и, удостоверившись, что ее никто не видит, шмыгнула на лестницу.
Она осторожно ступала по шероховатым, высоким ступеням, поддерживая левой рукой живот. Ее матка была центром бешеной активности — малыш толкался и кувыркался. Когда она добралась до восьмого этажа, охранник уже поднялся со своего табурета ей навстречу.
— Могу ли я вам чем-нибудь помочь? — спросил он в недоумении.
«Конечно, уважаемый сэр, — с сарказмом подумала Рэйко. — Пожалуйста, будьте так добры, позвольте мне пройти в эту дверь и потом забудьте, что вообще меня видели».
Он нахмурился. Дважды он пытался открыть рот и останавливался. Его смущенное изумление скоро передалось Рэйко; заморгав, охранник повернул ручку двери и распахнул перед нею створки.
— Доузо… охайри кудасай…[11]
— Ээ, хаирасете итадакимасу[12], — задыхаясь, ответила она. Пошатываясь, Рэйко прошла, не дыша, в дверной проем, а когда дверь за нею закрылась — вздохнула свободно.
Там, на лестничной площадке, она почувствовала, что у нее изнутри исходит нечто волшебное, какая-то колдовская сила. Ребенок ощутил, что ей тяжело, и помог ей… наверняка, не догадываясь, о том, что делает. Он помог ей, потому, что ей это было совершенно необходимо.
Любовь. Она всегда верила, что любовь бесконечно сильнее всех этих холодных металлических приборов, которыми так гордятся люди. Тем более любовь матери и ребенка.
«Надо узнать, что здесь происходит, — подумала она. — Я должна».
К счастью, в больнице было только одно кольцо охраны, видимо владельцы заведения считали, что символического ограждения вполне достаточно. При других обстоятельствах и этого было бы слишком много.
Поэтому Рэйко не нужно было проявлять особенного проворства или красться по палатам. Коридоры были пусты, а несколько дежурных даже не смотрели в ее сторону, беседуя на профессиональные темы. Она оставалась незаметной. Она подошла к большому окну, выходящему в коридор. Знакомые коконы новорожденных в белых колыбельках, контрольные приборы, скучающая медсестра за чтением газеты.
Малыши.
Они выглядят достаточно здоровыми, подумала она, собираясь улыбнуться. Оказалось, что никаких монстров здесь нет, только розовые малыши, каждый как крохотный, пухленький Будда… или как тот английский премьер-министр Черчилль.
Однако готовая распуститься улыбка Рэйко увяла, когда она заметила, что дети почти не двигаются. И тогда она увидела, что каждый из них подключен к электродам и к кабелю. Провода вели к нагромождению машин у дальней стены.
Компьютеры. И младенцы с широко раскрытыми глазами, лежащие почти без движения.
— Вакаримасен, — застонала Рэйко, качая головой. — Не понимаю!
15
На табличке у двери было написано «Сукимура». Рэйко прислушалась, и не услышав никаких голосов, проскользнула внутрь.
— Рэйко-сан!
Женщина в кресле выглядела хорошо, полностью оправившейся. Она поднялась и подбежала к ней.
— Рэйко-сан, что вы здесь делаете? — говорила она, держа ее за руки. — Нам сказали…
— Нам? Здесь и остальные? И меня, когда придет время, тоже будут здесь держать?
Госпожа Сукимура кивнула и отвернулась.
— Они добрые. Мы… нам разрешили ухаживать за своими детьми, пока они работают.
«Работают». Рэйко пыталась осмыслить это слово.
— Но как же родовая травма… она должна вернуть им невинность! Они обещали…
— Они нашли метод, чтобы этого избежать, Рэйко-сан. Наши дети все родились умными. Они инженеры и работают на благо империи. Нам сказали, что об этом знают даже во дворце, настолько это важно.