В призрачном звездном свете Нилрем осмотрел колоду и понял, что был совершенно прав: раздвинув карты веером, он увидел, что они вернулись к нормальному состоянию.
Он торопливо выбрал из колоды одну из самых устойчивых карт — туза жезлов, символизирующего новые начинания, — и протянул ее за край крыши.
— Значит, до сих пор пользуешься этим старомодным «Таро-Экспрессом», Кроули Нилрем? — раздался голос Роулингса.
Задохнувшись от ужаса, Нилрем обернулся и увидел, что его враг поднимается из дыры на крыше. Он держался совершенно прямо, и ветер, похоже, ничуть ему не мешал.
Как?.. Нилрем тут же получил ответ на свой вопрос. Колин Роулингс стоял на огненном облаке, как на платформе. Он плавно поднялся в воздух, облетел угол крыши и приближался теперь прямиком к Кроули Нилрему.
— Ну да, разумеется! Бесподобно! Век живи — век учись! — язвительно проговорил Роулингс.
Нилрем торопливо взялся за дело, держа карту на вытянутой руке и бормоча над ней фиксирующее заклинание. Если только он успеет ступить на эту карту, то...
Мощный порыв ветра подхватил карту и всю колоду и в мгновение ока унес их прочь, в зияющую бездну космоса.
Нилрем отреагировал мгновенно. Он соскочил с крыши, вцепившись одной рукой в стебель плюща, а второй — в планку решетки, и поспешно стал карабкаться вниз.
«Если только добраться до земли, возможно, не все еще потеряно, — думал он под бешеный стук сердца, прерывисто дыша. — Авось удастся проскользнуть в дом, разыскать еще одну колоду... или еще что-то придумать». Колина Роулингса надо остановить! Теперь на Нилреме лежала вся ответственность за это. Ведь если Роулингс захватит ту власть, о которой мечтает, страшно и помыслить, что он натворит!
Голова Роулингса показалась над краем крыши.
— Кроули, твоя настырность меня удивляет! Почему бы тебе не сдаться?
— Ты знаешь, что это невозможно, — ответил Нилрем, продолжая спускаться вниз. — Разве я могу допустить, чтобы ты вытворял все, что в голову взбредет! Я имею кое-какое представление о том, что ты собираешься учинить... а то, что ты уже учинил, просто невыносимо!
Роулингс покачал головой.
— Напрасная трата времени. Прости, Кроули, но я вынужден прибегнуть к крайним мерам. Очень уж ты мне надоел! Мягкой посадки!
Взмахнув рукой, Роулингс выпустил шаровую молнию, и та взорвалась прямо над руками Нилрема. Кусок решетки с плющом отвалился и полетел вниз, увлекая за собой часть стены.
Кроули Нилрем тоже полетел вверх тормашками, отчаянно молотя руками в воздухе, но не находя опоры.
Он несся навстречу черному полю, усеянному холодными звездами, а в ушах у него стоял злобный хохот Роулингса.
Глава 11
В положении Яна Фартинга, уродливого и жалкого изгоя, было лишь одно преимущество: прямым следствием его несчастий стало умение читать и писать, весьма редкое для средневековой атмосферы Грогшира, что в королевстве Харлей.
Единственным общеобразовательным заведением, предусмотренным для представителей сословия, к которому принадлежал Ян, была семья, но приемные родители не могли бы обучить Яна грамоте: они сами почти не умели читать и писать, а для того, чтобы отдать Яна в школу или нанять ему учителя, у них не было ни денег, ни причин. Ведь от сына ремесленника требуется лишь помогать отцу в его ремесле и следовать по отцовским стопам.
Однако когда Ян был еще довольно юн и ему приходилось не так много работать — он не достиг еще даже возраста подмастерья, — его уже буквально завораживало искусство письма. Потрясала сама идея того, что смысл можно передать при помощи значков и закорючек, отдельные значения которых складывались в большую и сложную историю.
Поэтому как только Яну предоставился случай приобрести кое-какие познания в этой области, он ухватился за него обеими руками.
Случай этот предоставился вот как. Когда Яну было одиннадцать лет, одним прекрасным субботним днем он прогуливался в окрестностях самого внушительного архитектурного сооружения Грогшира (не считая замка барона Ричарда) — местного собора. Грогширский собор, как и было положено, состоял из нагромождения шпилей, башен и контрфорсов и устремлялся к небу, дабы Господу Богу при необходимости было на что ступить ногой. Ян мог подолгу любоваться интерьером этого собора, пропахшего ладаном, полного витражей, вслушиваться в пение хора, эхом отдающееся в сводчатых закоулках и коридорах. Но в этот раз он явился сюда по другой причине. Он хотел погулять в саду, прилегающем к стенам собора.
Грогширцы не очень-то жаловали эти места, поэтому Ян обрел столь желанное для него уединение и отдых после утомительной работы в мастерской здесь, среди ухоженных деревьев, подстриженных кустов и высаженных ровными рядами цветов на клумбах. Разумеется, здесь было куда лучше, чем в компании его бессердечных сверстников на городских улицах.
В тот судьбоносный день Ян случайно встретил монаха, который сидел на земле и пытался починить порванную сандалию. Пользуясь языком знаков, Ян предложил монаху свою помощь. Монах, брат Теодор, провел его в свою спартанскую келью и вручил ему иглу и нитку. От платы Ян отказался, но попросил в награду за помощь позволения пролистать кое-какие из многочисленных рукописных книг, стоявших в келье на полках.
Некоторые латинские слова Ян понимал, хотя содержание книги уловить был не в силах. Но картинки и виньетки были очень красивы. Ян узнал иллюстрации к сценам из Библии и к житиям святых, которые он помнил по мистериям и мираклям, что разыгрывали на улицах города бродячие актеры. Увлечение, с которым Ян листал страницы книги, не ускользнуло от брата Теодора. Будучи добрым и набожным человеком, монах удивился искусности, с которой мальчик управился с починкой обуви, и распознал под уродливой внешностью Яна чувствительное и доброе сердце. Он объяснил мальчику смысл некоторых слов и с восхищением увидел, как в глазах маленького сапожника вспыхнуло рвение к знанию. Сделка совершилась: монах одолжил Яну очаровавшую его книгу. С тех пор каждое воскресенье Ян приходил в аббатство и чинил монахам обувь, а брат Теодор учил его за это читать и писать.
Ян был счастлив. Воскресные послеполуденные часы стали для него самым желанным временем недели. Задача, вставшая перед братом Теодором, оказалась на удивление легкой: мальчик засиживался со свечой до поздней ночи, размышляя над грамматикой и лексикой и копируя буквы из книг. Вскоре общение учителя и ученика свелось не столько к лекциям, сколько к диалогам из вопросов и ответов. Ян стал быстрее прочитывать книги, а спустя некоторое время уже мог составлять письма и сочинять небольшие рассказы.
Но проходили годы, и на плечи Яна ложилось все больше обязанностей. Ему пришлось сократить часы, отведенные для книг и визитов в аббатство. Впрочем, это было не так уж плохо: Ян понимал, что, если отец застанет его за чтением, а не за работой, ему придется туго.
Открывшиеся в нем способности к обучению обеспечили Яну счастливую возможность хоть в чем-то смотреть свысока на тех, кто презирал его за безобразную внешность, колченогую походку и косноязычную речь. Ведь эти невежды едва могли поставить подпись, а Ян умел читать и писать! И все-таки всякий раз, когда Ян пытался продемонстрировать свои таланты среди сверстников, его лишь высмеивали и одергивали, отчего Ян еще сильнее отдалялся от людей.
Брат Теодор скончался, дожив лишь до сорока двух лет, а другие монахи не желали давать Яну в долг драгоценные книги. Поэтому Яну оставалось для развлечения самому писать рассказы по-латыни да время от время перечитывать потрепанную Библию, которую учитель подарил ему при жизни.
И сейчас, когда Ян проезжал по магическим землям Темного Круга, наблюдая за его диковинной жизнью и причудливыми обитателями, он часто ловил себя на желании занести на пергамент события, происходившие с путниками во время этой фантастической одиссеи.