Кладёт ладони на колени, смотрит на старца. Борода его белая, свисает ниже груди. На голове волосы тоже белые, небрежно лежат на плечах, чем-то заплетённые на затылке. Лицо у волхва тёмное, и кожа у него морщинистая, словно земля высохшая, потрескавшаяся.
— Чего боишься?
Говорит он живо, уверенно, будто и не старик вовсе.
— Ничего. Простите. Ни разу не видела вас так близко.
— Зачем пожаловала?
— Меня прислали бояре, сказали, чёрт во мне, или дух какой…
— Нет в душе твоей зла, никакие силы тобой не владеют. Другие люди что говорят — не слушай, они страшатся всего, чего не понимают, а понимают они мало. Лучше слушай себя. Ты сама что узнать хочешь?
Старец, словно каменная глыба, не шевелится, и сладкий аромат всё никак не пропадает. Тяжело думать.
Но всё же, сквозь эту дурманящую пелену, ей удаётся сказать нечто, что таится в сердце её уже давно.
— Я умерла?
— Ещё нет. Но умрёшь вполне, если мёртвого не отпустишь.
— Я не могу… Микола не мёртв, он не мог умереть. Никак не понять мне.
Где-то внутри Златовласа плачет. Всплывают тысячи болезненных образов, как Микола рядом, он обнимает, целует её, как вместе они купаются, как накрывает он её своей шубой. Его лицо, она помнит каждую деталь, но в то же время не может представить его целиком. Ужас начинает охватывать сердце.
— Плохое предчувствие у меня насчёт тебя, ой плохое. Поглощает горе тебя, и доведёт до смерти, но смерти неестественной, ужасной, которой детей на ночь пугать потом будут.
— Так и случится? Отчего же я умру, прямо от горя?
— Можно и так сказать. Точно не знаю. Но одно тебе скажу — с мертвецами и богами не связывайся. Жениха твоего больше нет, и вернуть его нельзя. Но любовь в свою душу вернуть ещё можешь, ещё молодая.
Сама не ожидая от себя, Златовласа говорит:
— А Миколу богиня смерти забрала?
— Так вышло.
Маленькая слезинка щекочет щёку. Она не стирает её.
— За что? Почему его, прекрасного человека, молодого ещё?
— Не можем мы знать такие вещи. Мара — бог злой, и не просто так. Люди её хоть и боятся, но не уважают, и дай только весне начаться, чучело её сжигают. Насмехаются над ней, хотя других богов чтут и дары им приносят. Вот она и завидует, обиду на смертных держит. Так мало того, сейчас-то люди хорошо наловчились, от холода уже народ не помирает, холодная смерть — это прямо к Маре в объятия, она таких лично забирать приходит, чтобы те потом её слугами стали. А тут, видать, решила сама себе рабов находить, нечисть заставляет подчиняться, на людей нападать. Но ты слушай, а всё близко не принимай — звёзды и обмануть могут, и знаки могут быть неточными.
Златовласа долго молчит. Она боится, что старец сочтёт тишину за неуважение, но спешить нельзя. В голове один за другим рождаются вопросы. Возможно, надежда.
— А можно ли… Поговорить с Мареной?
Впервые за всё время старец заметно двигается. Да ещё как: его лицо оказывается совсем рядом, отчего приходится отдалиться на стуле, но он хватает её за руку.
— Даже думать не смей. Не принято смертным с богиней такой связываться. Любому богу молву можешь передать, любому жертву принести, Маре — нет.
Старец ослабевает хватку и садится в прежнее положение, осторожно наблюдая из полумрака. Собравшись, Златовласа говорит:
— А кто-нибудь пробовал?
— Да. Бесполезно всё это. Смерть — часть жизни, вечный цикл, и сколь ты оттягивать её не проси, всё один итог. Обратишься к Маре — дольше прожить не сможешь, но меньше — вполне.
— Хорошо, простите, — Златовласа пытается не подать виду. В голове — ураган, который нельзя выдавать кудеснику. Он ей не поможет. Вернее, он уже немного помог ей, сам того не зная. — Простите, я поняла. Я… постараюсь. Постараюсь отпустить Миколу. Не буду связываться с Мар… Мареной. Что ещё мне нужно знать?
Долго молчит. Смотрит на неё. Он чувствует враньё? Наверно, это же волшебник, связующее между мирами, кто она такая, чтобы одурачить его?
— Это хорошо. Это мудро. Раз ты приняла правильное решение — я тебе помогу. Встань и обернись.
Златовласа с трудом поднимается со стула и поворачивается.
— К столу у стены подойди, возьми флягу. Это отвар особый, целебный. Сам Велес его делать научил! Когда очень плохо будет, так, что не можешь уже боль в душе терпеть, когда грудь сильно ломить будет — делай глоток. Это поможет.
— Спасибо, — говорит Златовласа и берёт флягу.
— Всё. Теперь иди.
Как может, она быстро идёт к двери, прижимая дар волхва к груди. Поднимается по ступенькам и немного нервно открывает дверь. Свежесть зимнего леса врывается в избу, чуть не сбивает её с дрожащих ног.