Бурунькис осмотрелся. Видно было, что ему не терпится что-нибудь вытворить. Наконец он издал радостный крик и, разбежавшись, заскочил вначале на стол, а оттуда на люстру на потолке.
— Смотри! Смотри! Я летаю! донесся сверху ликующий крик ушастика.
— Подумаешь, на лампе висеть! спокойно сказал Капунькис, не вылезая из под стола. Я однажды па ведьминой метле летал, нот это был настоящий полет!
— И ничего-то ты не понимаешь! крикнул братцу Бурунькис. — Ты просто завидуешь мне!
— Очень надо тебе завидовать! — буркнул Капунькис, продолжая свое занятие: шило тихонько поскрипывало.
«Когда уходит сказка — жизнь становится скучнее, — подумал Генрих. — Город пропадет без волшебных существ. Обязательно пропадет. Превратится в обычный, наводящий тоску провинциальный городок, из которого каждый хотел бы скорей уехать».
Люстра позвякивала, провод, на котором она держалась, опасно поскрипывал.
— Сейчас люстра сорвется, и ты свалишься на пол, — сказал Генрих Бурунькису.
— Не-ет, не сорвется. Я проверил: держится крепко! На нее еще и Капунькис может запрыгнуть.
— Не хочу я никуда прыгать! — недовольно отозвался второй глюм. — Я рисую дракона.
— Ха, ха, ха! Ох, держите меня! Ха, ха, ха! — зашелся смехом Бурунькис. — Представляю, что это будет за рисунок! Ты же никогда в жизни не рисовал!
— Но ты ведь тоже никогда раньше не висел на люстре! — огрызнулся Капунькис. — А качаешься, как настоящая обезьяна!
— Но послушайте, — перебил спорящих Генрих. — Ведь вы говорили, что эта Безе-Злезе не может из своего Удгарда пробраться в Мидгарды? Я это помню. Капунькис еще сказал, что великаны-етуны могут, а она нет. Как же получилось, что она вдруг смогла?
— Это все Каракубас, — вздохнул Бурунькис. — У, проклятый! Надо было ему голову отрубить, а не выгонять из Берилингии. Промашку дал король Реберик. Ох, какую промашку.
— Каракубас? — переспросил Генрих. — Он что же, специально помог ей проникнуть в Большой Мидгард?
— Нет, конечно, не специально, — отозвался из под стола Капунькис. — Он сделал это умышленно, чтоб всем отомстить. Он ведь, знаешь, какой мстительный?
— Помнишь, Генрих, ты рассказывал о битве колдуна с ведьмами? — продолжил начатую братцем тему Бурунькис. — Так, оказывается, в заповедной зоне сила Каракубаса потеряла силу. Не так, чтоб совсем, но потеряла. В общем, ведьмы вместе с древнерожденными, которые жили в Регенсдорфе, одолели его. Почти. Они, значит, вынудили его спасаться бегством. Однако хитрый колдун имел какую-то древнюю рукопись, то ли Халмарит, то ли Алхарит…
— Быть может, рукопись аль-Харита? — подсказал Генрих.
— Да, что-то вроде этого, — вздохнул Бурунькис. — Так вот, перед тем, как бежать с места боя, Каракубас крикнул, мол, он никаких неприятностей не желал, а хотел лишь заниматься исследованиями. Но древнерожденные и ведьмы всегда и везде мешают ому, даже в Большом Мидгарде они не дают покоя, гонят. «Вы жаждете войны? — крикнул Каракубас. Так вы получите ее! Я еще только принц, и Королем Стихий мне лишь предстоит стать, но уже сегодня мне известен способ, как напустить богиню темного Удгарда Безе-Злезе на Большой Мидгард. И, быть может, позже я отыщу способ, как напустить ее и на Малый Мидгард! Все вы: ведьмы, древнерожденные и коротышка Реберик, сильно пожалеете о том, что преследуете меня. Готовьтесь! Готовьтесь! Вскоре вы услышите, как Безе-Злезе зашагает по Большому Мидгарду!»
— И он сдержал свое обещание?! — ужаснулся Генрих.
Бурунькис кивнул.
— Да, он открыл ей с помощью рукописи аль-Харита ворота в Большой Мидгард. Вот почему древнерожденные уходят.
— Но разве нет способа остановить богиню? — спросил Генрих. — Неужели ничего нельзя изменить, ничего нельзя исправить?
— Исправить-то можно, — сказал из-под стола Капунькис. — Было бы кому!
Бурунькис все сильнее раскачивался на лампе.
— Да объясните же толком! — нетерпеливо потребовал Генрих. — Неужели есть надежда справиться с Безе-Злезе?..
Шнур, на котором висела лампа, не выдержал и оборвался. Люстра грохнулась на пол вместе с глюмом. Бурунькис выбрался из-под осколков, почесал ушибленное место.
— Конечно же, есть. Надежда есть всегда. Нужен Герой, — сказал он.
Генрих хотел было указать Бурунькису на разбитую люстру, но подумал, что по сравнению с Безе-Злезе осколки люстры — самая настоящая мелочь, и поэтому сказал:
— Герой?
— Ага. Настоящий Герой…
— Разве в Малом Мидгарде мало рыцарей и героев?
— Много, но нужен человек из вашего мира. Никто другой — ни армия рыцарей, ни полчища драконов, ни рати гномов, ни орды волкодлаков не смогут осилить Безе-Злезе. Мы уже пробовали сразиться с ней, не один раз. И всегда проигрывали. Как думаешь, почему на Земле почти не осталось эльфов? Потому и не осталось! Знал бы ты, сколько их погибло в тех битвах!
Глюм закрутил головой, отыскивая место, где можно было бы еще порезвиться.
— Вот, нашел! — он открыл дверцу шкафа, запрыгнул на нее и стал раскачиваться из стороны в сторону.
— У нас, — продолжил он через пару секунд, — все есть для Героя. И доспехи волшебные, и меч заколдованный, и куча другого полезного оружия. А вот Героя нет. Эх! То ли дело раньше! Куда не плюнь — всюду герои.
— А вы искали?
— А то! Ведьмы и в эти, как их, ну, в бумажки, где все печатают… — вставил слово Капунькис.
— Газеты, что ли?
— Точно. В газеты объявления давали. И по-всякому другому искали, не помню уж как. Да все без толку. Нет нынче героев. А без них Безе-Злезе никак не осилить.
— А какой из себя Герой должен быть? Какого роста, какой силы? — Генрих наморщил лоб, пытаясь припомнить, кто из его знакомых мог бы сойти за Героя.
Кто знает? — хмыкнул Бурунькис. — В древних свитках сказано просто: только настоящий Герои осилит Безе-Злезе. А какой он должен быть — высокий ли, низкий, светловолосый или темноволосый об этом ни слова. Я так думаю: для Героя рост и сила совсем по главное…
— А что? спросил Генрих.
— Храбрость нужна. Без нее любая сила — не сила! А в песне поется:
Храбрым не станет
стареющий воин,
если он в детстве был трусом.
Тут Генрих вспомнил, что у одного из одноклассников — Питера Бергмана — брат чемпион то ли по карате, то ли по кик-боксингу. А еще Генрих вспомнил стопятидесятикилограммового Ганса Мюллера, о котором Клаус Вайсберг говорил, что такого толстяка не каждый унитаз выдержит. Этот Ганс Мюллер одно время всем рассказывал, как они с отцом поехали отдыхать в Баварский лес, и там на них напали пятеро хулиганов, а он их побил. Хотя многие не верили в это, Генрих считал, что Ганс Мюллер, этот самый огромный в школе ученик, ростом более двух метров, способен повергнуть на землю не то что пятерых хулиганов — пятерых разъяренных быков.
— Я знаю нескольких героев, — решительно сказал мальчик.
— Честно?! Бурунькис соскочил на пол, а Капунькис наконец-то выбрался из-под стола.
— Нет, скажи честно, знаешь? — хором спросили они.
В голосе их прозвучала такая надежда, что Генриху вдруг стало не по себе: а вдруг Мюллер заболел, а брат Питера уехал на какие-нибудь соревнования, и они не смогут выступить против Безе-Злезе? «Ну уж нет, так не бывает, чтобы все герои исчезли одновременно», — подумал Генрих и уверенно сказал:
— Да, знаю. Когда нужно сразиться с Безе-Злезе?
— Завтра в полночь. Но Герой должен прийти к ратуше не позже девяти вечера, чтоб успеть надеть доспехи и вовремя прибыть к месту поединка, — вздохнул Бурунькис.
— Постой, постой! Что-то голова моя туго соображает… — потрусил головой его братец. — Я не ослышался? Ты сказал, что знаешь Героя?
Генрих убежденно кивнул:
— Я обещаю, что завтра в девять Герой будет у ратуши.
— Ух ты! Здорово, — разом вскрикнули глюмы. — Мы еще никогда не видели настоящего Героя!..
— Ну так я побегу, предупрежу наших, — сказал Бурунькис. — Радость-то какая!
— Нет, я первый предупрежу! — заорал Капунькис.