– Нет. Просто то самое Табу.
Веслав засмеялся. Приподнял руки, как будто хотел поаплодировать, но тут же опустил, да и сам сел на место, будто ноги отказывались его держать. Смех не прекращался.
Алхимик даже истерически умудрялся смеяться принужденно.
– Прекрасненько! Значит, то самое Табу, да? Как вовремя! А ты не думал, что проще тебе озвучить свои чувства вслух при всем дворе, да и пусть потом со стены сбрасывают, выйдет как-то… героичнее, что ли. Красивый жест, хотя с этим боем ты тоже удружил.
Они словно поменялись ролями в этот момент. Алхимик показывал зубы в саркастическом оскале. Эдмус, стоя возле своего ложа, смотрел на него с холодной, собранной серьезностью.
– Я прошу прощения, Веслав, – просто сказал он. – Я даже не буду напоминать тебе, что то пророчество сулило мне арену или бой, что ли. Я знаю, что, если я проиграю, – вы не вернетесь. Но я ничего не возьму назад. Называй это как хочешь. Если попробуешь меня остановить – а у тебя получится, ты ж алхимик – я покончу с собой. У нас не живут с клеймом труса.
Веслав подавился смехом. С полминуты он смотрел на спирита, как на несусветное чудо, по-моему, у него не было слов. Потом молча повернулся к Йехару.
– Оставь его, – коротко сказал тот.
– Спасибо, – усмехнулся Эдмус. Они с Йехаром встретились взглядами, и я почти на физическом уровне почувствовала нереальное.
Эти двое понимают друг друга.
– Что?! – Веслав взмахивал руками так, будто хотел накачать в легкие побольше воздуха.Таким я его видела после того, как случайно влепила ему сверхсильную пощечину. – Ты его… ты ему… что?!
– Он не мог поступить иначе. И не сможет уклониться от боя, по причинам, которые ты едва ли поймешь, – тут на лице рыцаря промелькнуло что-то вроде жалости. – Хоть ты и читал Книгу…
Воздух вокруг Веслава опасно заискрил. Пальцы Йехара сжались в кулак, рукоять Глэриона начала накаляться.
Эдмус смотрел на них с благоговением. «И это все из-за меня?!» – говорило его лицо.
– Причины? – голос алхимика взлетел до высокого «ля». – Сентиментальный идиотизм! Ладно, его я понимаю – он у нас умом не отличается, а опыта ему набраться неоткуда! Но ты о чем думаешь, когда толкаешь на убой пацана, который… у него молоко еще на губах…
– Мы вообще-то из яиц вылупляемся! – возмутился шут.
– А ты – еще слово, и я тебя туда обратно залуплю!!
– Спасибо за трогательную заботу, папочка, или папочка – это Йехар, а ты мамочкой будешь? Но клыки у меня выросли восемнадцать с половиной осеней назад… может, начнешь о Бо заботиться? На руках ее носить, пылинки с нее сдувать…
Бо хотела было радостно кивнуть, но посмотрела на Веслава и скривилась. Ее взгляд с надеждой переместился мимо меня и недожеванных жареных ножек на хмурого Йехара.
Алхимик выдохнул с таким видом, будто изо рта у него должна была вылететь молния, как у одного нашего знакомого пегаса.
– Если ты мечтал героически отдать концы на глазах у своей дамы – не переноси это на других, – с отвращением бросил он Йехару.
– Я запрещаю тебе пытаться сорвать этот бой, – отрезал тот. – Это мой приказ как Поводыря Дружины.
Веслава затрясло от ярости. Эдмус округлил глаза, машинально прожевывая крылышко крякодугла. Он, как и мы, чувствовал себя зрителем, который устроился в первом ряду на премьере кровавой драмы.
То есть, пока она не стала кровавой, но где-то в анонсе это явно было.
– Хорош Поводырь – связываешь мне руки! Слушай, может, тебе легче просто поубивать нас всех, чтобы уж быстро и наверняка? А, Поводырь? Я знал, что твои благородные соображения тебе крышу слегка сдвинули, но что тебе целиком начихать на Дружину – этого…
– Громче, – невыразительно произнес Йехар. – И злее. Иначе у тебя плохо получается сыграть заботу. Можешь еще топнуть ногой. Приказ ты слышал. Остальное мне безразлично.
Тяжелыми шагами он вышел из комнаты, не забыв по пути шугануть парочку шпионов у двери. Эдмус перевел опасливый взгляд на Веслава и решил, что самый простой способ дожить до боя – не попадаться алхимику на глаза. Словом, спирита тоже след простыл, вслед за ним удалилась Бо, а в широкой комнате остались две человеческие единицы. Одна из которых дышала в этот момент ненавистью ко всему сущему, а вторая таращила глаза на первую и пыталась выйти из оцепенения. Именно оцепенением, в котором я пребывала все последнее время, и объяснялось мое невмешательство в разговор.
Алхимик принялся расхаживать, вернее, метаться по комнате, пиная все, что попадалось ему на пути.
– Черт! – в сторону отлетело какое-то сиденье. – Поводырь…
Уши мне не пришлось прикрывать только в силу моей моральной испорченности. Трудно остаться чистой и наивной, если на первом курсе ты отбываешь совместную практику с адептами темных стихий.
В тот момент, когда Ян превратил мою сумочку в металл шутки ради – непонятно, откуда там что взялось, но темные ученики еще долго за сердце держались. А уж руководитель практики…
– Ты же сотню раз ему не подчинялся, – заметила я, на всякий случай садясь. – С первого дня как…
– До этого он не отдавал прямых приказов! – полет табуретки повторила случайно поставленная на пол тарелка, и обед, кажется, Йехара, размазался по стене, явив собою образчик современного авангарда. Особенно впечатлял один окорочок, зацепившийся за щербину.
– И что с тобой будет, если ты ослушаешься?
Я уже догадывалась, но уточнить никогда не помешает.
– Знак Арки убьет меня яростью любой из стихий. Сожжет, утопит, задушит, по выбору, чтоб его…
Теперь мне захотелось прикрыть уши. Если не все шпионы еще разбежались – они до конца жизни проникнутся к Веславу уважением и будут приходить к нему брать частные уроки…
– Он же проиграет! А здесь подобные ристалища – стопроцентно до смертельного исхода! Если бы хотя бы оружие, нет, магия! Какая магия у этого юнца, которого угораздило так не вовремя влюбиться? – это слово он произнес одними губами, но с самым нецензурным выражением лица. – А этот…
У него задергались губы, и я поняла, что сейчас рыцарю опять будет икаться.
На самом деле мне хотелось придушить себя – потому что я ощущала странную отстраненность от происходящего. Я не чувствовала, что Эдмус может погибнуть. У меня не болело сердце, да у меня даже пульс был нормальный!
В общем, трагичность этой истории обходила меня, и вопрос, который я задала, конечно, объяснялся избытком спокойствия.
– Скажи, а ты так волнуешься за Эдмуса, или за себя? Я кое-что прочитала об алхимиках – и мне кажется, что вы не склонны к таким вот…
Веслав остановился, будто перед ним из-под пола выскочила стена. Рывком, словно выполняя поворот по команде «Нале-е-ево!» – повернулся ко мне.
– Есть моменты, когда кричат камни! – выпалил он, запинаясь из-за тика, сводившего уголок губ. – Но я вижу, что кое-кто из светлых – тверже и камней… и тем более – алхимиков.
Он опустился на кровать Бо. У меня внутри стало вдруг пусто: я поняла, что он говорил не только про Йехара. И ведь понял же как-то. Прочитал.
Больно все равно не было, но стало стыдно.
– Мне уйти и не мешать? – спросила я, когда мы вдоволь намолчались. – Если хочешь ломать мебель – все равно ведь казенная…
Он поднялся, но не рывком, а механическим, лишенным всякой человечности и грации движением.
– Все равно.
Прошел к своему лабораторному столу, по пути подхватив сумку, и начал последовательное преображение. Меня всегда удивляло, сколько всего он умудряется таскать в этой сумке с собой: мерные стаканчики, весы, ложечки, пипетки, шприцы, нож, куча мелочей, а теперь вот на свет появились еще пластиковые прозрачные очки, которые алхимик немедленно нацепил, пара перчаток – они заняли место митенок – и цветастый платок, который он повязал на голову. Самая впечатляющая розочка оказалась как раз на лбу. Определить, чем занимается этот человек, стало теперь вполне затруднительно.
– Работать собираешься?