Я никогда не выделала кого-то особенного, хотя в нашем городке была пара тройка приветливых, работящих и симпатичных молодых мужчин, моложе Борича. С легкой руки Миланы, я даже пыталась на свидание сходить с одним из них. Горан звали.
Что могу сказать… Да, неплохой он был человек и руки золотые, и домовитый, да и я, кажись, ему приглянулась, но нет. Не сошлось. Мое сердце ждало чего-то другого… Кого-то другого.
- Ой, гляди, досидишься в девках! – сокрушалась мать, заломив руки. А потом к отцу пришел Борич и все закрутилось завертелось с этим сватовством. Ходил сперва он к нам, да все на меня поглядывал. Незаметно так, будто вскользь. Оказалось, присматривался. А посватался спустя месяц, да так теперь и маемся, я да он.
Уже скрывшись за дверью, поняла, что не попрощалась с Боричем, но возвращаться не стала. Прошла в горницу, вдохнув запах свежего хлеба, да и прошла мимо, прямо к печке, намереваясь на полати забраться.
- Человек приходил от Яремы! – голос матери застал меня, когда снимала сапоги и верхнее платье. Посмотрела на верх и увидела, что Желана отчего-то там сидит, на меня смотрит. Сама раздета для сна и коса, чуть растрепана, значит, лежала, но не спала, моего прихода дожидалась.
- А я уже про то знаю! – отозвалась и ступила босой ногой на скамью. Мгновение и вот уже сижу рядом с матерью. Та смотрит сурово, брови свела и руки на груди скрестила.
- Отец злится! – сказала так, словно открыла мне великую тайну.
- Знаю, - вздохнула, понимая, что от разговора, которого чудом избежала днем, сейчас не отвертеться.
- Гляди, девка, - продолжила Желана, - довертишь носом, останешься с ним, да без мужика хорошего, - а затем ко мне пригнулась.
- Завтра на празднике в доме Яремы будь с Боричем поласковей. Хватит бегать от него.
Я молчала, только сопела да слушала, пока старшая говорит. Да и перечить нет смысла, все равно, Желана пока свое не выскажет, не успокоится.
- Борич тут давеча о тебе говорил, - продолжила мать, - просил, чтобы мы с отцом на тебя не давили, не принуждали. Сказал, что сам твое сердце завоевать хочет, - Желана рассмеялась, но тихо, чтобы не разбудить спящего в соседней комнате отца.
- Борич глуп, как и все мужчины, и еще не понимает, что лаской не все дается, - говорила она. – Меня вон, родители сосватали, я и знать не знала отца твоего в глаза. Приехал из соседней деревни парень и вышла за него и при этом слез не лила, а сейчас вон как живу! – и обвела взглядом наш дом, тонувший во мраке ночи.
- А я полюбить хочу! – вырвалось невольно.
- Так кто тебе мешает! Замуж выйдешь и полюбишь потом, со временем! А что полюбишь, так я в том не сомневаюсь. Сразу видно, что за человек этот Борич. Ласковый он. На тебя вон как смотрит, как кот на сметану, только что не облизывается! Не будь дурой, привадь мужика и поймешь со временем, что такое бабское счастье!
В словах матери был смысл, да только не для меня. Слишком уж давила ее уверенность на мое предчувствие, что где-то там есть тот, кто предназначен мне судьбой. Может он уже рядом и до нашей встречи осталось всего ничего! Не могу я вот так взять и продать свое сердце. Не могу!
Не говоря ничего, забралась под одеяло и легла. Мать посмотрела на меня, да только головой покачала, понимая, что лишь напрасно слова потратила. Неразумное дитя так и осталось неразумным, к словам не прислушалось. Упрямая дочь!
Желана слезла на пол и прошла в комнату к мужу, а после я услышала, как зашуршала ткань одеяла, да заскрипела кровать под тяжестью ее тела.
Закрыла глаза и повернулась на бок, думая о прошедшем дне и понимая, что не будет мне покоя из-за этого жениха. Только что я могла поделать, не сбежать ведь из отчего дома. Не так воспитана, да и родителей подвести не хочется. На мне столько работы по дому и скот!
Уже проваливаясь в сон, видела странные картины. Будто плывет из тумана лодка, такая же страшная, с змеем на носу, и стоит в ней человек. Высокий, статный. Ветра как бы и нет, да волосы его развиваются за спиной, длинные густые.
Лишь посмотрел на меня странный мужчина, как поняла я – вместо лица у чужака темное пятно и не видать ни глаз, ни носа… Жуткий такой сон.
Проснулась, когда было еще темно. Даже заря не зажглась на небе. Сон ушел вместе с треском печи и завыванием разгулявшегося ветра.
Я натянула до шеи одеяло и, повернувшись на другой бок, уснула.
Туман казался густым, словно молоко. Ладья двигалась вперед, мягко разрезая тихую воду, будто острый нож режет масло.
Рагнар стоял на носу и смотрел вперед, чтобы не упустить коряги, что могла торчать впереди из воды. Река здесь текла медленно, берега заросли камышом и до дна достать в два багра, болотистое, да грязное, что и ничего не видать, да еще и этот туман, будь он неладен. Плыть далее становилось опасно, того и гляди сядут на отмель или увязнут в скоплении старых коряг, что, то тут, то там, торчали на поверхности реки.