Мои штудии прервал Орочи Исикава.
Он вошёл в комнату и остановился на пороге, глядя на меня. Я поднялся.
— Привет ещё раз, Кенджи, — проговорил якудза.
Выглядел он немолодо. Морщины, глубокие и мелкие, делали его худое лицо похожим на иссечённую временем статую. Коротко стриженные волосы уже тронула седина. На левом виске белел старый шрам. Кажется, от задевшей по касательной пули.
— Отец, — я поклонился вместо приветствия.
— Садись, — Орочи сделал несколько шагов ко мне и опустился на циновку.
К счастью, попытки обнять сына он не предпринял. Похоже, якудза не был сентиментальным малым. Учитывая, что я и к своему отцу относился с большой насторженностью (про любовь вообще не говорю), этот чужой человек был для меня только олицетворением очередной трудности, с которой я столкнулся в новом мире, новой жизни и новом теле — не более того.
Я тоже сел, оказавшись лицом к лицу с отцом Кенджи Исикавы.
— Понимаю, что для тебя я чужой человек, — заговорил, глядя на меня, якудза. — Много лет мы не виделись. Вероятно, ты винишь в этом меня. То, что я тот, кем являюсь.
Орочи замолчал, как бы давая мне возможность подтвердить или опровергуть его предположение.
— Орочи-сан, я не рассчитываю, что вы перестанете быть тем, кем являетесь. И не держу на вас обиду. Но я не хочу быть тем, кем являться не желаю.
— То есть, сыном якудзы? — немного помолчав, уточнил Орочи.
— Нет. Сыном якудзы я родился, и этого изменить нельзя.
— Тогда кем ты не хочешь быть, Кенджи?
— Якудзой.
— Ах, вот оно что, — Орочи Исикава покачал головой. — Понимаю. Но я не собираюсь тебя заставлять совершать вещи, которые противны твоему… желанию. Однако ты должен понимать, что являешься членом клана «Бураку сунеки», хочешь ты того или нет. Дети якудзы принадлежат якудзе.
— Предпочитаю принадлежать себе.
Орочи покачал головой.
— Но это невозможно.
— Почему? Кто может меня заставить быть тем, кем я не хочу?
— Заставить? Никто не станет тебя заставлять. Клану не нужны невольники. Мы — одна семья. Поддерживаем друг друга, защищаем. Прикрыть члена твоего клана считается высшим проявлением храбрости. Мы трудимся ради общего дела добровольно. Иначе ничего хорошего не выйдет.
— Рад слышать, Орочи-сан.
— Ты не хочешь называть меня отцом? Настолько сильно желаешь отделиться от клана?
— Я понимаю, что «Бураку сунеки» поспособствовал моему поступлению в менториум. По идее, я должен за это отплатить. Но в то же время я осознаю, что моё поступление в интересах клана. Так что я лучше покину менториум, если…
— Подожди! — Орочи поднял ладонь, призывая меня сделать паузу.
Я замолчал. Было любопытно, что он скажет.
— У тебя, возможно, неверное представление о якудза, Кенджи. Есть сферы, связаные с незаконными делами. Там работают люди, которые склонны к этому роду деятельности и не могут заниматься ничем другим. Есть сферы абсолютно законные. И их всё больше. Мы постепенно легализуем свои активы. Время бандитских разборок уходит. Никому это не нужно. Люди просто хотят делать бизнес. Кроме того, мы занимаетмся общественной деятельностью. Благотворительностью и прочим. Даже сотрудничаем с полицией, если она просит обеспечить на время какого-то мероприятия порядок. Мы — патриоты своей страны. Неужели ты думаешь, что, помогая тебе поступить в менториум, я собирался заставить тебя впоследствии заняться чем-то незаконным или тем, что может навредить Японии?
В словах Орочи Исикавы была логика.
— Ты перестанешь быть членом «Бураку сунеки», только если предашь клан, — продолжал якудза. — Но в таком случае тебя ждёт смерть. Едва ли ты предпочитаешь свободу ценой жизни.
— Да, цена высоковата, — согласился я.
— Добиться чего-то в жизни, не имея никакой поддержки, очень непросто. Клан даст тебе всё. А взамен попросит только то, что ты готов сделать.
— И что это? Или мне пока знать не положено?
— Почему? Я скажу, что «Бураку сунеки» понадобится от тебя. И, если ты принципиально против, мы обсудим… что может тебя заинтересовать.
Ого! Похоже, тайна сейчас раскроется. Признаться, меня охватило лёгкое волнение. Было до чёртиков любопытно узнать, ради чего мне пробили место в артиллерийском менториуме.
— Прежде, чем я скажу, — проговорил Орочи, — у меня есть просьба.
— Какая?
— Не прошу любить меня или называть папой. Не прошу проводить со мной время, если ты не хочешь. Можешь даже не звонить. Но разберись в наших делах.
— Наших? — уточнил я.
— В делах клана. Позволь мне постепенно ввести тебя в них.