После такого, мысли о самоубийстве вылетели из головы и никогда туда не залетали. Я не могла подставить семью и стала воспринимать себя как жертву. Бежать некуда. Вживлённый с рождения чип делал это желание всего лишь одной из фантазий. Я пыталась смириться. Я даже поверила, что смирилась. Я ждала худшего, и ожидание обострилось, как только за мной прилетел транспорт.
Родители не вышли прощаться. Они растили меня как постороннюю. Кормили, одевали, водили отмечаться, но не любили, не позволяли себя обнимать. Они боялись привязаться, боялись страдать. Единственные люди, проявлявшие любовь, были сёстры, рыдающие последнюю неделю.
Весь день я прощалась с домом, с маленькой комнатой, в которой прожила всю жизнь, с книгами, зачитанными до дыр, с кухней, на которой мы готовили с сёстрами. Выйдя из дома, я оставила это всё. Я оставила своё имя, которого у меня больше нет, до тех пор, пока во мне не зародится новая жизнь. Теперь я К333. С этим номером я отправляюсь в ад. С этим номером меня кремируют в случае смерти. С этим номером я буду стоять на аукционе.
Что чувствует человек, идущий на смерть? Я чувствовала только страх. Страх не смерти. Смерть – избавление. Страх мучений и боли. Очень сложно вынести половой контакт с представителем этой расы. Невозможно вынести, если представителей, пропускающих через себя, огромное количество.
В пять лет я спросила папу, почему они меня не любят? Отец долго молчал, а потом сухо сказал: «Зачем любить товар, проплаченный и оставленный на хранение?» Поняла его слова только через два года, когда мама, не выдержав моего щенячьего взгляда подробно рассказала, для чего я расту. Проплакав два дня, я заболела. Температура, слабость, нежелание жить. Тогда я узнала о чипе, передающем все данные о здоровье и местонахождение на пульт распределительного центра. Меня забрали тем же вечером, оштрафовав родителей на кругленькую сумму.
В лазарете провела полгода. Уколы, капельницы, таблетки. Всё время я существовала в овощном состоянии с датчиками на голове. Наверное, через них что-то проецировали в мозг, так как придя в себя я стала менее эмоциональна. Перестала реагировать на безразличие родителей, перестала думать о том, что меня ждёт.
Вернувшись домой, столкнулась с раздражительностью отца. Он переживал за штраф, ударивший по бюджету, и сбрасывал своё недовольство на меня. В то время мама оказалась беременной, надеясь, что это долгожданный сын. Ей не хотелось рожать детей на продажу. Ей в принципе не хотелось больше рожать. Её молитвы оказались услышаны. В двойне. Родился мальчик с синдромом Дауна. В результате, ребёнка изъяли, а родителей подвергли стерилизации. К сожалению, это не изменило отношения ко мне. Для них существовали только Надюша и Вероника, старше меня на два и четыре года. Им покупали новые веще, их отправляли отдыхать на море, их обнимали и целовали на ночь, а я тихо скулила в подушку, боясь проявить эмоции и оказаться в лазарете овощем.
В отсек входила под громкий плач. На полу сидело около шестидесяти таких же как я и рыдали, размазывая слёзы и сопли. В транспорте находилось три отсека, заполненных примерно таким же количеством девушек. Неплохой урожай за день и неплохой заработок власть имущих. Мне всегда было интересно, как хозяева жизни решают проблемы с законами. Никогда не слышала, чтобы кто-то из них продал своего ребёнка. Но мы не их дети. С нашими законами мы не чьи дети. И не дети мы вовсе. Мы скот, выращенный для мучительной смерти.
С транспортника нас переместили на станцию, куда со всего мира свозили урожай. Жуткий вой встречал с порога. Тысячи убитых горем девочек, оторванных от семей, вырванных из жизни. Я прошла к холодной стене, села на корточки и закрыла уши руками. Плакать не было сил, слушать не было желания, так и просидела, не шевелясь, пока нас не погнали в криокамеры. Весь перелёт прошёл во сне без сновидений. Сколько летели никто не знал, персонал не разговаривал, только свистел и направлял на табло с текстом, указывающим что надо делать.
Дом терпимости встретил камнем, железом и стеклом. Ни капли тепла в интерьере, голые холодные стены из тёмно-серого камня, железные балки и стеклянные перегородки. Красное освещение давило на глаза и мозг. Входили мы туда голые, пройдя унизительную процедуру очистки. Нас заставили раздеться, помыться, сделать клизму, пройти осмотр у гинеколога на предмет наличия девственной плевы, отбраковав с отсутствием таковой. Эти несчастные не попадут на аукцион. Уже сегодня их изнасилуют десятки самцов, разрывая на части. Кто-то не переживёт эту ночь, кого-то будут рвать несколько месяцев. Я бы предпочла не пережить ночь.