Но продуманное изменение успеваемости не свидетельствует об истинном даровании Дэвида — его лености. В конце концов, сидеть и читать было его вторым любимым занятием, и любое дело, требующее великолепной памяти и логики, давалось ему без труда.
Во время учений на море, которыми начинался последний год обучения Дэвида, группа его одноклассников заспорила о том, на какой чин каждый может рассчитывать. К тому времени все прекрасно представляли, кому быть офицером. Командовать кадетами суждено Джейку — если только он не свалится за борт. А кто получит его батальон? Стив? Или Вонючка?
Кто-то предположил, что кандидатом может оказаться Дэйв.
Он слушал и помалкивал, как подобает тому, кто решил не высовываться. Айра, это едва ли не третий способ лгать — во всяком случае молчать много проще, чем говорить и ничего не сказать. К тому же молчаливый приобретает репутацию мудреца. Сам я к ней никогда не стремился: говорить — это второе из трех истинных удовольствий нашей жизни, только слово отделяет нас от обезьяны. Впрочем, разница невелика.
Но тут Дэвид нарушил — как будто бы — свою привычную сдержанность. «Нет, — сказал он, — я буду полковым адъютантом. Хочу, чтобы меня замечали девушки».
Быть может, его слова никто не принял всерьез — полковой адъютант ниже батальонного командира. Но их, безусловно, передадут определяющим должности офицерам, и Дэвид знал, скорее всего это сделает назначенный от кадетов командир полка.
Не важно, как это вышло, но Дэвида назначили полковым адъютантом.
В военных частях того времени полковой адъютант был на виду — один — и гостящие на маневрах дамы не могли не заметить его. Однако вряд ли это входило в планы Дэвида.
Полковой адъютант имел дело с подразделениями не меньше полка. Он ходил из класса в класс, сам не маршировал и не распоряжался маршем. Прочие первые ученики командовали каким-нибудь подразделением — отделением, взводом, ротой, батальоном, полком; полковой адъютант был избавлен от подобной обузы и исполнял одно административное поручение: хранил список вахт самых старших кадетов-офицеров. Однако сам в этом списке не значился, а являлся внештатным заместителем на случай болезни кого-нибудь из них.
Такова радость лентяев. Кадеты-офицеры народ здоровый, и шансы на то, что кто-то достаточно серьезно заболеет, практически равны нулю.
Три года герой наш отстаивал свою вахту каждый десятый день. Дежурства от него особых усилий не требовали, однако приходилось вставать на полчаса раньше или ложиться на столько же позже, да еще подолгу стоять, так что уставали ноги, — что шло вразрез с нежной заботой Дэйва о собственном покое.
Но в последний год на долю Дэвида выпало только три вахты, да и те он «стоял» сидя, как «младший офицер караула».
Наконец настал долгожданный день. Учеба была закончена. Дэвид получил документы, а потом направился в церковь, где еще раз сочетался браком с собственной женой. Живот ее оказался чуть более округлым, чем следовало бы, но в те времена подобные вещи нередко случались с невестами, и когда молодая пара вступала в брак, обо всем преспокойно забывали. Все знали — хотя и редко упоминали об этом, — что ретивая молодая невеста вполне способна за семь месяцев управиться с тем делом, на которое у коровы — как и у герцогини — уходит девять.
Итак, Дэйв благополучно миновал все рифы и мели и мог уже не опасаться возвращения к своему мулу и «честному труду».
Но в жизни младшего офицера на военном корабле оказались свои недостатки. Было в ней кое-что неплохое — слуги, удобная постель, непыльная работа. И в два раза больше денег. Но ему все равно нужно было больше — жена ведь; к тому же корабль его слишком часто болтался в море, тем самым лишая Дэйва законной компенсации за все неудобства, сопутствующие женитьбе. Но что хуже всего — приходилось выстаивать вахты но короткому списку, который означал четырехчасовое дежурство каждую вторую ночь. Он не высыпался, ноги его гудели.
Поэтому Дэвид пошел учиться на аэронавта. Флотское начальство только что решило завести свои воздушные силы, а потому старалось заграбастать все, что можно — лишь бы не попало в чужие руки, а именно армии. Но армия успела подсуетиться, флот отставал, а потому нуждался в волонтерах.
Дэвида быстро списали на берег, чтобы проверить, обладает ли он данными, необходимыми аэронавту.
Их было в избытке! Помимо умственных и физических качеств, он обладал высшей степенью мотивации: новая работа была сидячей — при учебе и во время полетов ночные вахты, само собой, отменялись, кроме того он спал в собственной постели и получал полтора оклада; к тому же полеты считались делом опасным, а потому оплачивались повыше.
Надо бы кое-что рассказать об этих аэропланах, поскольку они ничем не напоминают те тяжелые машины, к которым ты привык. Чем-то они действительно были опасны. Дышать тоже опасно. А ездить в наземных экипажах тех лет было еще опаснее, а уж сколько бед поджидало пешехода… Обычно все авиакатастрофы, вне зависимости от тяжести их последствий, являлись следствием ошибок пилота — Дэвид не позволял себе подобных ошибок. Он хотел стать не самым отчаянным пилотом в небе — а самым опытным.
Аэропланы эти на взгляд были совершенно нелепыми, разве что в детском конструкторе можно найти нечто похожее. Их и звали-то этажерками. У них было по два крыла — верхнее и нижнее, а аэронавт сидел между ними. От ветра его защищал небольшой прозрачный козырек — не удивляйся, они летали очень медленно, подгоняемые воздушным винтом.
Крылья делали из крашеной ткани, натянутой на деревянные рамы, — по одному этому ты можешь понять, что до звуковых скоростей им было далековато. Разве что в тех несчастных случаях, когда пилот-неудачник пикировал вниз и обламывал оба крыла, пытаясь выровнять машину.
Но подобная судьба была не для Дэвида. Некоторые люди — врожденные логики. Стоило Дэвиду только увидеть аэроплан, как он сразу же понял пределы возможностей машины, как понимал возможности табурета для дойки, от которого убежал.
Летать он научился так же быстро, как и плавать.
Инструктор сказал ему: «Дэйв, у тебя дар божий. Я хочу рекомендовать тебя для подготовки в качестве пилота истребителя».
Пилоты истребителей были аристократией среди летчиков: они поднимались в воздух, чтобы в поединке сразиться с противником. Пилот, которому удавалось пять раз добиться победы — то есть уничтожить противника и самому в целости и сохранности вернуться домой — именовался асом, что было высоким отличием, поскольку, как легко видеть, простая вероятность этого события описывается половиной, возведенной в пятую степень, что соответствует одному шансу из тридцати двух. В то же время шансы быть убитым возрастали до полной уверенности.
Дэйв поблагодарил наставника, и пока у него по коже бегали мурашки, колесики в голове уже завертелись, подыскивая способ избежать подобной чести и одновременно не лишиться полуторной оплаты и возможности сидеть во время работы.
Помимо опасности — когда первый же встречный может напрочь отстрелить тебе задницу — должность пилота истребителя имела еще ряд недостатков. Истребители летали на своих «этажерках» в одиночку и были сами себе штурманами — без компьютеров, радиомаяков — всего, что принято в наши времена… впрочем, все это появилось в том же столетии, только немного позднее. Используемый метод именовался «мертвым счислением» — поскольку если ты ошибался в расчетах, то мог считать себя покойником: авиация флота летала над водой, поднималась с маленького плавучего аэродрома, и запаса топлива на истребителе хватало на считанные минуты. Добавим сюда еще, что пилоту-истребителю в бою приходилось делить внимание между проблемами навигации и пытающимся его убить чужестранцем, — чтобы первым преуспеть в этом деле. Если летчик хотел сделаться асом — или же хотя бы отобедать вечером — приходилось в первую очередь заниматься самыми важными вещами, а уж потом обращаться к навигации.