чтобы он никогда не покидал меня. Затем я чувствую, как его твердая как камень эрекция
прижимается к моей заднице. Я хочу прикоснуться к его члену. Это так не нормально. Мой
разум призывает меня к моей работе и моим профессиональным обязанностям.
Я вырываюсь подальше от него и, схватив банку, бросаю ее в пустой камин.
Поворачиваюсь к нему, чтобы поругать его за нарушение границ. Но он уже повернулся
спиной ко мне и как сумасшедший роется в своем рюкзаке. Он смотрит на меня, открывая
банку с красной краской, и так сильно трясет ее, я вижу, как напрягаются его мышцы. Он со
всей дури трясет банку, все время, пока смотрит на меня, затем он подходит к стене рукой
отодвигая меня.
─ Отойди, ─ говорит он и поднимает банку собираясь рисовать.
Его рука очень быстро двигается, ничего не размывая, и у него выходят превосходные
линии. Он владеет легко узнаваемым мексиканским уличным стилем, которым украшено так
много мостов и дождевых водостоков по всему Лос-Анджелесу. То, что он делает ─
прекрасно, а он всего лишь пишет слова одним единственным цветом. Я уже знаю, этот
человек может создавать маленькие чудеса своей росписью.
Он отступает на шаг назад, оценивая свою работу. Его руки скрещены перед ним, грудь
тяжелая, а его темные глаза горят.
Мне трудно сразу прочитать, потому что надпись сильно стилизована, но я
прищуриваюсь и вижу свое имя, а затем все понимаю «Это дом Ланы, она здесь выросла!»
Мои глаза наполняются слезами, которые невозможно сдержать. Я снова плачу перед
ним и мне хочется сказать ему, что я никогда не плачу. Что я самая сильная девочка, которую
он когда-либо встречал. В средней школе я упала на занятиях по легкой атлетике и вывихнула
колено. Я сломала два пальца, когда пыталась смягчить падение. Сколько слез я пролила в тот
день? Ни одной слезинки! Ни один человек не стал свидетелем моих слез. Я все держала в
себе, как настоящий чемпион. Пятнадцать гордых минут я была героем школы, звездой
легкой атлетики.
Я киваю головой и шмыгаю, а он улыбается моей реакции. Его улыбка заставляет меня
смеяться и сгибаюсь пополам, смеюсь так сильно, что у меня начинает болеть бок.
─ Что тут смешного? ─ спрашивает Мози, смотря на меня так, словно я что-то
упустила и озадаченность смывает его первичную радостную реакцию.
─ Мне так это понравилось, Мози. Мне безумно нравится… ─ но теперь я фыркаю и
кашляю.
─ Лана, какого черта?
─ Ты не правильно написал слово «здесь», ─ мне удается пропищать, и я почти не могу
ровно стоять. Слишком много эмоций, а я слишком уязвима. Я не привыкла к такому
количеству чувств. ─ Ты написал «здись», ─ говорю я и закрываю руками уши, но я давлюсь
кашлем, смехом и слезами и едва могу говорить.
─ Черт! ─ ворчит Мози и со злостью подходит к стене. ─ Ну, английский мне не
родной язык, ─ говорит он, кладя руку на бок и сильно встряхивая банку с краской.
─ Очень даже родной, ты такой лгун, ─ Я все еще согнута пополам, хохочу, словно
полностью лишилась рассудка.
Он заменяет букву, а затем быстро что-то пишет. В конце он дописывает слово
«понятно», и конечная надпись гласит «Это дом Ланы, она здесь выросла, понятно!». Он
быстро учится, хоть это я могу в нем отметить.
Я снова киваю головой и улыбаюсь, пока слезы стекают по моему лицу, полному
эмоций. Это вероятно самый милый и простой жест, который когда-либо был сделан мне. Это
затмевает собой колючую грушу и возможно даже его нежданное появление в Мичигане,
чтобы помочь мне и моим родителям. Он дает голос моим чувствам, оставляя обнаженной
несправедливость по отношению к нему.
Я не знаю, была ли я когда-нибудь настолько понятой или принятой кем-то. Я смотрю
на него. Глаза его широко раскрыты и полны страха и преданности. Перед ним я чувствую
себя голой. Я никогда и никому не раскрывала себя настолько.
Он делает шаг ко мне и обнимает меня за талию, а затем быстро прижимает свой рот к
моему. Движения Мози настолько изящные и плавные, я не успеваю следить за ними. Они как
мгновенное совершенство, яркие и полные блаженства. Его рот это рай, а его поцелуй
наполнен сладкой тоской и огромным количеством обещаний. Мое тело невыносимо желает
этого мужчину. Я желала эти теплые губы с тех пор, как он переступил порог моего кабинета, но все это так неправильно и мне больно признавать это. Я толкаю его в грудь и со злостью
отступаю от него.
─ Не целуй меня! ─ кричу я ему. ─ Я должна защищать тебя от людей как я!
Он смотрит на меня, а затем смотрит в пол. Я раздавила его чувства и его эго, и теперь
ярость быстро берет над ним верх.
─ Не обманывай себя, Лана. Не притворяйся, что не нуждаешься во мне или что не
хочешь меня! Я могу видеть это в твоих поступках. Я чувствую тебя. Я хочу узнать тебя.
Просто пожалуйста, позволь мне это.
─ Мне и так было хорошо. Вообще-то, мне было намного лучше, пока ты не появился.
Почему бы тебе просто не вернуться в Лос-Анджелес?
Я кладу руки на бока, а он скрещивает свои руки на груди.
─ Как ты смеешь ставить меня в такое положение, из-за которого я могу потерять
работу. Ты знаешь больше чем кто-то другой, насколько сейчас я нуждаюсь в ней!
─ Ты хочешь, чтобы я уехал? ─ кричит он, шагая прямо на меня с такой одержимостью,
что я молюсь, чтобы он не стал грубым или жестоким. Способен ли он причинить мне боль?
Это первая из причин, почему никогда и ни за что не стоит связываться с клиентами.
Он поднимает банку и с близкого расстояния выпускает струю красной краски прямо
мне на грудь. Он рисует красный круг, не переставая распылять краску, затем он резко
останавливается, и мы оба смотрим, как краска стекает по моей белой рубашке. Мы
переполнены эмоциями и оба тяжело дышим. Грудные клетки обоих тяжело вздымаются,
словно в ожидании чего то, как камин рядом с нами, в миссию которого входит заставлять
пламя гореть все выше и выше.
─ Лана, ─ говорит он со всей серьезностью, указывая на место в моей груди. ─ Прямо
здесь, Док, вот, где должно быть твое сердце.
Я в ярости, не смотря на то, что через вспышку моего гнева знаю ─ он прав. Я иду к
камину и достаю свою банку с краской. Не останавливаясь, я двигаюсь дальше и подхожу к
его груди. На нем нет рубашки, но это не останавливает меня. Я награждаю его черным «Х»
через всю его грудь.
─ Да уж, ну а ты вообще запретная зона, ─ говорю я. ─ Хотя дай мне это! ─ я хватаю
кусок красной ленты и прилепляю ее на его плечо. ─ Это значок мусора, Мози. Почему бы
тебе не вынести себя отсюда!
Мози пронзает меня своим взглядом, так смотрят измученные дети в поисках любви и
похотливые взрослые желающие потрахаться. Его лицо только подтверждает мне, что я
правильно поступила. Он слишком уязвим. Вы не можете связываться с таким дерьмом. Это
больше чем опасно. Это токсично.
Он подходит к дивану и хватает свой рюкзак и гитару. Перекидывает их через плечо и
быстро выходит из дома. Мои глаза следят за ним до двери, и я вижу Алексея, стоящего там, в
его руках пакеты с едой и двухлитровая кола подмышкой. Он смотрит на меня, широко
раскрыв глаза и разинув рот. Он моргает, осматривая комнату и мою окрашенную рубашку.
─ Как давно ты там стоишь, Лекс? ─ спрашиваю я его, все еще тяжело дыша от
эмоционального напряжения.
Он поворачивается и смотрит на теперь широко раскрытую входную дверь. Мы едва
можем разглядеть Мози, когда он сворачивает вниз по улице. Лекси снова смотрит на меня и в
замешательстве трясет головой.
─ Святое дерьмо, Лана. Ты не сказала мне, что влюблена в него.
Глава 13