ничего не сделают и лишь заберут твои деньги.
После консультации с несколькими коллегами, она протягивает мне карточку с именем
частного детектива. Также она передает мне лист с адресами всех офисов Western Union в
Тихуане.
─ Я сошла с ума? ─ спрашиваю я ее. Я не знаю, чего хочу добиться, задавая этот
вопрос. Рэми лишь пожимает плечами и улыбается мне. Я замечаю крошечную скобку на
одном из ее передних зубов. Она напоминает мне кролика Бакс Банни, но возможно я все еще
нахожусь под действием кокаина. Или же это всего лишь Тихуана и все здесь немного гипер-
реально и мультяшно. Включая меня. Лана в Мексике ни та Лана, которую я знаю.
─ У каждого есть свои слабости, ─ откровенно говорит мне Рэми.
─ О да? И какая слабость у тебя? ─ я бросила ей вызов, возможно просто желая, чтобы
она подтвердила, что я сошла с ума.
─ Рисовый пудинг, ─ она со всей серьезностью посмотрела на меня.
─ Не похоже на плохую зависимость. Просто говорю. Я не осуждаю.
─ Вернешься вечером? ─ говорит она, перекладывая бумаги. Мне нравится, что за
последние двадцать четыре часа, в Тихуане у меня появилось больше друзей, чем было за
семнадцать лет в Мичигане.
─ А стоит? ─ спрашиваю я, но Рэми лишь пожимает плечами. Я царапаю номер своего
телефона на куске бумаги и передаю через окошко разделяющее нас. ─ Позвонишь мне, если
он придет? ─ она кивает и возвращается к своей работе.
Проводить день, просто так разъезжая без всякой цели, полный отстой. Еще хуже, если
вас останавливает мексиканская дорожная полиция и заставляет показать все документы о
пересечении границы, а также все содержимое вашего автомобиля. Еще хуже, когда вы не
говорите на испанском и он постоянно обращается к вам со словом «дамочка». И еще хуже, когда от вас обоих несет алкоголем и, насколько вам известно, есть вероятность того, что он
был вашем партнером по танцам прошлым вечером.
В целом, все заканчивается штрафом в пятьдесят долларов, который как оказалось
является произвольным и оформляется на месте. Но кто я такая, чтобы спорить с маленьким, пьяным мужчиной, у которого глаза налиты кровью и есть пистолет. Я плачу ему всей
имеющейся у меня наличкой, пока он лакомится водой и энергетическим батончиком из моего
тайника в багажнике.
Марево по-прежнему искажает горизонт, когда мне приходится все прекратить от
чувства истощения и обезвоживания. Я задумалась обо всех людях, которые пытаются
пересечь эту изолированную границу и меня бросает в дрожь, когда я понимаю, как многим
это не удается и как многим из них приходится жить в Тихуане не по собственному выбору, а
от безысходности ситуации. Это один из выборов ─ другим является смерть. Мне стоит узнать
у Рэми ее историю и понять, что заставило ее работать в пыльном отделении Western Union на
краю вселенной.
Я еду обратно в Рай, ну или, по крайней мере, если навигатор мне не врет, я еду в
правильном направлении. Я остановилась на красный свет и отвлеклась на мать с тремя
детьми, которая попрошайничает. Она одета в лохмотья и сама похожа на ребенка. Я роюсь в
своей сумке и протягиваю им горсть батончиков с гранолой, упаковку жевательной резинки и
немного конфет. Это совсем немного, но я и сама почти без средств. Я думаю, что хотя бы
могу найти работу, но это тяжелее для матери от которой зависит жизнь еще троих человек. Я
пытаюсь закрыть сумочку, когда автомобили, выстроившиеся в линию позади меня, начинают
сигналить. Нетерпеливые мудаки, скорее всего, загорелся зеленый. Я смотрю наверх и
морщусь от встречного солнечного света.
─ Твою мать! ─ громко говорю я, когда до меня доходит то, что я вижу перед собой.
В двадцати ярдах от моей машины, на высокой бетонной стене, красуется
великолепный рисунок. Ода, если когда-либо была такая, злу олигархии, капитализма и
пересечению границы. Угрожающего размера президент Мексики Пенья Ньето, но он
изображен как улыбающейся динозавр, с кровью текущей из его челюсти. В его когтях не
только рабочие мигранты, но также тысячи пересекающих границу, которые пытаются
вырваться из его пальцев динозавра. Под его длиной, когтистой ногой размятый поезд, вся
передняя часть вагона покрыта беженцами. Затем идет граница, которая даже выше динозавра, темная и непроницаемая крепость. С другой стороны стены президент Обама, за исключением
того, что он в образе лягушки с длинным, липким языком и на этом языке свернулись
калачиком спящие дети без родителей, прижавшиеся к друг другу в поиске комфорта. Язык
угрожает огрызнуться и поглотить многих из них, пока некоторые из них падают, чтобы
встретиться со смертью и насилием, которые несет стена.
Мне не обязательно смотреть на подпись, чтобы понять, чьих это рук дело. Мое сердце
подпрыгивает в груди с трепетом, желанием и гордостью. Прямо как в кино, я отстегиваю
ремень безопасности и оставляю открытой дверь автомобиля, пока инстинктивно двигаюсь
вперед к шедевру передо мной. Я восхищена, несмотря на рев большого количества машин
позади меня. К счастью я не единственная, кто игнорирует условности, чтобы посмотреть на
картину. Похоже, что собралось несколько репортеров и каждый делает снимки. Как он, черт
возьми, смог сделать это под покровом ночи? Или как, черт возьми, он смог сделать такой
огромный полноценный рисунок среди бело дня? Я не тупица, это сделано не за
вознаграждение и это ни коем образом не законно. Это подстрекательство, это провокация и
от этого просто разит Мози.
Я подошла прямо к рисунку и смогла почувствовать свежую краску. Я также почти
почувствовала запах его присутствия здесь. Мне захотелось обнять стену, сделать ее чем то
материальным. В правом нижнем углу безошибочно его подпись. Мо, «Z’s» и крест.
Я подошла к его подписи, по-прежнему находясь в тумане, уставившись на красные
капли, которые стекали с креста. Я провела по ним пальцами и поднесла руку, на которой
пятно от краски было похоже на кровь к своему лицу. Краска по-прежнему была влажной.
Мози Круз даже ближе, чем я думала.
Глава 19
Как только я приезжаю в Рай, то сразу бегу прямо в номер к Рокко и Томми. Я стучу в
дверь, но мне никто не отвечает. Я бегу обратно вниз по лестнице, кричу и зову Клаудию. Она
выбегает из кабинета, который находится справа от стойки регистрации. На ее голове
нейлоновый чулок, а ее руки обхватывают грудь, которая как я думаю ненастоящая и она
подкладывает что-то в свой лифчик. Одна искусственная ресница прикреплена к ее веку, другой глаз естественный и в сравнении с первым глазом выглядит голым. На ее ногах
капроновые чулки и комбинация прикрывает лишь верх ее бедер.
─ Dios mío (Боже мой)! ─ восклицает она, когда видит, что это только я и перестает
бежать.
Я рассматриваю ее розовую, шелковую ночную сорочку, с кружевным лифом, который
висит вверх тормашками на ее талии. Там где ее руки обхватывают грудь, я вижу, как мне
кажется, шрамы от мастэктомии. Но в этом нет никакого смысла. Я запуталась, относительно
ее пола и это разбивает ход моих мыслей.
─ Женщины для мужчин, милая. Это не то, что ты думаешь, ─ говорит Клаудия,
приподнимая бровь над ее слишком длинной ресницей.
─ Подожди, я запуталась. Тогда почему ты одета как трансвестит?
─ Долгая история, ─ говорит она, не в восторге от моего любопытства. ─ Почему ты
прибежала? У тебя украли сумочку?
─ Нет. Прости за то, что кричала. Я искала Рокко и Томми. У меня просто есть хорошие
новости. Они же не вернулись в Сан Диего, не так ли? ─ мое сердце падает от того, что
возможно мне не с кем будет поделиться и от того, что возможно мне придется остаться здесь