причина, по которой он здесь ─ он пытается найти ее.
─ И с чего бы он начал? Сколько бы ей было лет? - спросил Томми, беря ложкой
огромный кусок авокадо и бросая его в суп.
─ Она и в правду была совсем малышкой. Думаю, где то восемнадцать месяцев или
около того. Сейчас ей должно быть лет шестнадцать или семнадцать. Он знает имя
бесчестного койота, который сопровождал их и, по словам моего брата, он знает ее имя.
─ Как ее звали? ─ спрашивает Томми, выжимая лайм. Я в точности копирую его
действия, потому что он знает от и до о том, как нужно питаться в Мексике.
─ Бриза, ─ говорю я, делая глоток сладкого рисового молока с добавлением корицы.
─ О, как ветер, ─ задумчиво говорит Томми и машет официанту, чтобы попросить счет.
У Томми великолепный испанский и даже не смотря на то, что я подшучиваю над ним,
я на самом деле под впечатлением от его огромной любви и знания этого места.
Перед тем как темнеет, мы гуляем пешком и делаем несколько телефонных опросов.
Нам так весело заниматься этим проектом и мы продолжаем шутить о том, чтобы стать
полноценными уличными художниками. Томми уже придумал свой знак, который он
попрактиковал в сотне мест. В нем просто слово «Томми», но он умудрился сделать так, чтобы
все это выглядело, как огромный абстрактный пенис. Это в каком-то смысле забавно, тайком
появляться то тут, то там, пытаясь, чтобы тебя не увидели и не поймали. С заходом солнца, я
начинаю волноваться относительно моего супер контрастного трафарета, который печально
глядит с огромного количества бетонных стен Тихуаны. Мне страшно остаться здесь одной без
Рокко и Томми. Я боюсь что мое обеспокоенное лицо останется здесь, на десятилетия
прикрепленное к стенам, без знания будущего и того как и когда я покину это место. С или без
Мози? Что если у меня ничего не получится? Мой печальный образ останется здесь, хмурясь
на вечность, когда мое тело станет пылью.
Мы возвращаемся обратно в отель, когда у нас заканчивается краска. Звук шарика
бьющегося о стенки алюминиевого баллончика вгоняет меня в меланхолию и опустошает
меня. Томми настаивает на том, чтобы отовариться в супермаркете, где он покупает мне
пиньяту (piñata ─ емкость в виде животных и геометрических форм, которая наполняется
конфетами и сладостями и в дальнейшем разбивается палкой) и хренову тонну острых
мексиканских конфет, чтобы заполнить ее.
Он такой яркий и обращает на себя множество взглядов. Он одет в легкую, канареечно-
желтую шелковую рубашку, на которой теперь пятна от черной краски. У него сумасшедший
загар, а его волосы драматично торчат в разные стороны. Он как гей из корабля мечты
Техниколор, который должны показывать на большом экране. Я улыбаюсь ему, как маньячка, пока он наполняет мои руки пакетами с конфетами.
─ Лана, ─ говорит он улыбаясь. ─ У тебя поменялось настроение, тебе больше идет
угрюмый вид. Каким то образом твоя улыбка лишает меня бдительности.
─ Что мы празднуем? ─ спрашиваю я его. В моих руках так много конфет и я не могу
представить, как они все поместятся в нашу маленькую шестиконечную пиньяту.
─ Знакомство друг с другом, наше прощание и твое воссоединение с твоим
любовником, ─ говорит Томми, пока кладет минеральную воду и какой-то апельсиновый
напиток в нашу тележку.
─ Но что, если этого не произойдет? Если мы сглазим заранее отпраздновав?
─ Позитивное мышление, моя дорогая, поможет тебе достичь чего угодно в этой жизни.
Если ты чего-то очень сильно хочешь, подумай об этом и вселенная поможет тебе.
Мы толкаем тележку к кассе и Томми покупает мятную жевательную резинку для
Рокко. Он прихватывает пару журналов на испанском и шоколадные зефирчики в виде
приведений.
─ Ты можешь читать такое? ─ спрашиваю я, посасывая покрытый перцем чили
леденец, который обжигает мне горло и заставляет слезиться мои глаза.
─ Не совсем. Мне просто нравятся картинки.
─ Томми, ты назвал Мози моим любовников, но просто, чтобы ты знал. Я никогда не
занималась с ним любовью.
─ Что? ─ говорит Томми, выпучив глаза от моего признания. Я кашляю на свой
леденец. Мне даже нравиться мысль, что я могу громко сказать об этом у кассы и, возможно, никто кроме Томми не поймет то, что я сказала.
─ Исправь это, девочка! Как только мы найдем его. Нет никакой пользы в том, чтобы
искать его, если ты даже не пробовала его леденец. Это было бы пустой тратой времени! А что
если тебе это даже не понравится?
─ О, мне это понравится!
Но внимание Томми уже где-то в другом месте, он потерял интерес. Кажется на входе в
магазин какая-то суматоха.
Мы толкаем тележку с вещами, которые на самом деле не нужны нам, мимо менеджера
магазина в дешевом костюме, громко орущего на испанском на работника, работающего на
нижнем этаже парковки. Когда мы выходим на улицу в ночь, земля перед нами освещена
большими галогенными лампами парковки, которые обнимают своим светом самую красивую
картину в белых красках. Кажется, это надгробия, сильно контрастирующие на фоне черного
асфальта. На верхушках некоторых из них черепа с неразборчивыми словами. Другие камни
имеют плавные и размытые контуры, обрамляющие их, несущиеся прочь в небытие ─ духи,
выполненные аэрозольной краской, с сожалением растворяются в воздухе.
Это не счастливая картина. Она полна страха и отчаяния. Она небольшая со скромным
набором линей, но благодаря таланту этого мужчины простота становится чем-то
возвышенным. В нижнем углу его подпись, а рядом подобие моего лица с трафаретного
рисунка, но оно выглядит еще лучше чем то, что сделали мы. Это лицо действительно похоже
на меня.
Томми шагает вперед с продуктовой тележкой и хлопком открывает багажник. Я
напрягаю глаза в темноте, пытаясь увидеть его ─ может он неподалеку наблюдает за моей
реакцией.
─ Не парься. Он уже далеко отсюда. На самом деле этим он дразнит тебя. Он играет в
кошки мышки. Он появится, когда будет готов.
Я падаю на пассажирское сидение и неохотно пристегиваю ремень безопасности.
─ Я так долго ждала. Это сводит меня с ума. Я ждала три года, Томми, а не только эти
три дня в Тихуане.
─ Не могу поверить, что ты до сих пор не переспала с ним. У меня было совсем другое
видение происходящего.
─ Я не планирую спать с ним. Я собираюсь найти его, а затем доставить его в Мехико.
─ Почему ты так говоришь об этом? Он человек, а не пицца. Что если он не хочет ехать
туда?
─ Он сказал мне, что хочет. У него там есть семья. Я виделась с ним, когда он был в
заключении, до того как его депортировали. Я обещала что-нибудь сделать для него.
─ Так ты не любишь его?
─ Люблю. Думаю, что люблю. Я не знаю что такое любовь. Я его социальный
работник. Я бы никогда не смогла переспать с ним.
Я смотрю через окно автомобиля на белое граффити мягко светящееся на фоне черного
асфальта парковки и сине-черной ночи.
Глава 22
─ Эй-йей, девочка, просыпайся! ─ визжит Томми, заезжая в Рай. Должно быть я
задремала. Мы выбираемся из машины, чтобы выгрузить огромное количество пакетов с
продуктами, которых слишком много для одной ночи оставшейся у нас.
Рокко и Клаудия в саду, слушают оперу с громкостью на полную катушку. На плече у
Клаудии вопит огромный зеленый попугай и перемещает свои ноги в бесконечном танце из
стороны в сторону.
─ Ну, ребятки, ─ говорит Томми, ставя продукты на белые, железные, садовые стулья.
─ Лана собирается доставить его в Мехико, потому что она его социальный работник. Она не