счастливое, телевизионное воссоединение семьи?
─ Может, для начала написать письмо? Мы могли бы позвонить в полицию?
Мози проводит по волосам кулаками, идет к мини бару и резко открывает пиво. Я вижу,
как мышцы его спины сжимаются под его футболкой. Он настолько разозлен, я боюсь, он
может сломать бутылку.
─ Ты осознаешь, что «семья», которая забрала ее это семейка наркобарона? Они убьют
меня на секунду раньше до того, как я вообще смогу приблизиться к ней.
─ Если они любят ее, возможно, они проявят некоторое сострадание. Учитывая ее
состояние, возможно ей осталось жить ни так долго.
─ Я потратил всю свою жизнь, нуждаясь в том, чтобы с ней все было в порядке.
Я направляюсь к холодильнику, достаю маленькую бутылочку рома и наливаю ее в
стакан с колой. Пей одно и тоже и тогда тебе не станет плохо. Слова моей подруги Джэни
эхом раздаются у меня в голове. У меня на уме опустошить весь чертов мини бар и затем
уложить Мози в постель.
─ И теперь она в порядке, но возможно ей нужен ты, чтобы ей стало лучше. Это все
поразительно. Могу поспорить, мы запросто могли бы связаться с ней.
─ Если ты хоть на секунду подумала, что государственные органы и политики не в
сговоре с наркобаронами, то ты ничего не знаешь о Мексике. В этой стране коррупция
просочилась так глубоко, что плохие парни и хорошие здесь заодно. Расскажи полиции, и они
заткнут нас до того, как мы хоть еще раз сможем открыть свои рты.
Играет видео Кристины, ведущей кубинского ток шоу, и Бриза или Ана Мария
Мирамонтес, как знает ее остальной мир, которой здесь не больше четырнадцати лет,
рассказывает свою историю. Кристина роется в информации касательно ее удочерения и
подробностей ее болезни, выделяя ее хронические боли. Кристина спрашивает ее о
пересадках и донорах, и Ана Мария заметно съеживается. Она признается, что ее может
спасти почка только члена ее биологической семьи. Ее иммунная система слишком ослабла, чтобы принять любого другого донора. Она вытирает жирные слезы с глаз и они каскадом
падают на ее блузку.
Кристина идет на убийство и смотрит прямо в камеру. Она непрестанно моргает
глазами и склоняет голову, словно пытаясь, чтобы ее мольба звучала как подлинное
сопереживание, а не как приманка для поднятия рейтинга. Она начинает взывать к
биологической семье Аны Марии, что если они смотрят, то должны появиться и помочь этой
бедной, милой, драгоценной девочке. Она может выжить с трансплантатом, пожалуйста, пожалуйста, найдите ее. Ее приемная мать сжимает руку Кристины, обливается водой, которая выплескивается на ее хирургическим путем увеличенную грудь, и пачкает рубашку
черными от туши для ресниц слезами. Ее губы полные силикона скручиваются в
неприглядной гримасе. ─ Пожалуйста, ─ умоляет она. ─ Помогите нам спасти ее! ─ ее игра
достаточно драматична, чтобы конкурировать с актерами тяжеловесами телевизионных
сериалов.
Я не могу не заметить, как она смотрит в камеру, что она держит за руку Кристину, а не
свою дочь. Мози закрывает компьютер и встает, скрещивая руки на своей крепкой груди.
У меня скручивает живот. Уже достаточно плохо, что они разрушили его жизнь и жизнь
его матери, но теперь они хотят разрезать его и начать красть его части тела. И я знаю, что это
невероятно эгоистично, что я злюсь и уже скорблю из-за того, что у меня никогда не было
возможности сделать так, чтобы он был моим до того, как все это случилось. Я тоже встаю и
медленно иду к нему.
─ Как давно вышел этот специальный выпуск?
─ Чуть более трех лет назад.
─ Что в данный момент я могу сделать, чтобы помочь тебе? ─ мне нужны от него
указания. Я почти боюсь прикоснуться к нему.
─ Мне нужно пойти порисовать, ─ говорит он, снова пробегаясь пальцами по волосам
и медленно выдыхая.
─ Хочешь, чтобы я пошла с тобой?
─ Нет, мне нужно побыть одному.
И в полном одиночестве Мози уходит, чтобы сразиться с ночью.
Глава 29
Убейте меня уже. Сейчас три часа ночи.
Самая длинная ночь эта та, которую ты проводишь в одиночестве в гостиничном
номере ожидая, пока мужчина, которого ты любишь, вернется к тебе. Часы неуверенности в
том, как помочь ему справиться с тяжелым бременем, которое он несет на себе. Часы
раздумий о том, ушел ли он, чтобы просто переварить все это или же он ушел и делает там
что-то разрушительное. Постарайся не быть уверенной на сто процентов, что он может
причинить вред себе или другим, что он не нарушает закон, чтобы освободиться от всего
накопленного гнева. Потому что ты влюблена в художника, который выражает себя в протесте, бунтарстве и чей вид искусства важен, но так же незаконен.
Я кусаю свои кутикулы, пока они не начинают кровоточить, думая о том, стоило ли мне
настоять, чтобы пойти с ним или же мне стоило стянуть с себя одежду и отвлечь его сексом.
Отдать себя ему, умолять его ─ что угодно, чтобы добиться другой реакции. Мой телефон
издает звук. Я выныриваю из постели и хватаю его, приближая к своему лицу. Я едва могу
прочесть текст без контактных линз. Но это сообщение от Томми, а не от Мози.
─ Проверь имя Ана Мария Мирамонтис, когда у тебя будет возможность. Рокко и я оба
клянемся, что она давно пропавший близнец твоего мужчины.
Я улыбаюсь голосу Томми несмотря на текущее затруднительное положение. Мне
интересно, на кого похожи эти оба, когда они не под кайфом и в Сан-Диего. Мне нужно снова
увидеть их обоих.
─ ЭТО она. Или, по крайней мере, мы так думаем. Мы только узнали об этом. И ей
нужна почка Мо.
Пузырики, предвещающие текст, продолжают двигаться, но ничего не приходит.
Словно Томми пишет и стирает, не в состоянии решить, что он должен сказать. Я пишу ответ
первой, потому что не хочу заставлять их нервничать.
─ Он справиться с этим ─ мы справимся. Мы что-нибудь придумаем.
─ Дорогуша, это Рокко. Здесь у нас ты всегда найдешь место для проживания. Нам не
нужны никакие почки. Будь осторожна. Это звучит как то не очень хорошо.
─ Спасибо, ребята, ─ я улыбаюсь сквозь слезы. Мои глаза и так уже опухли от слез. ─
Мози расстроен и будет невозможно связаться с ней, не создавая при этом медиа шторм. Но
она его младшая сестра. Он любит ее и он всегда чувствовал, что облажался и не защитил ее.
Я даже не знаю, с чего нам начать попытки связаться с ней.
─ Ты же шутишь, правда, Ланабанана? Ты что ничему у нас не научилась? ─ могу
сказать, что пишет Томми, по тому, как изменились ласкательные слова.
─ Научилась, как употреблять наркотики и быть шлюхой на пенной вечеринке геев, ─
отвечаю им дерзостью, но как только сообщение уходит, я хватаю телефон и бью им
собственную голову. ─ Возможно, это то, чем он сейчас там занимается. ─ Простите, я такая
глупая, когда дело доходит до этих вещей. Я виню своих родителей и культурные различия. Я
никогда не была и никогда не буду одним из хороших детей, ─ пишу я.
─ Для нас ты классная, дорогуша. Оставайся на связи. Не делай никаких глупостей.
Я откладываю телефон и улыбаюсь нашему разговору. Я люблю этих двоих и мне
нравиться знать, что они по-прежнему там для меня, если я буду нуждаться в них. Если с Мози
ничего не получится, я со своей единственной сумкой вещей отправлюсь к дверям Джэни, Алексея или Томми и Рокко.
Проверив страничку Мози в Инстаграме, так же как и все новости о всплывших
незаконных рисунках, я решаю заказать еды и просто дождаться его. Я пробегаюсь по каналам
и натыкаюсь на некоторые кадры Аны Марии Мирамонтис на больничной кровати. Ее вид
объясняет изнурительную процедуру диализа, в то время как ее прическа и макияж на месте, а