Выбрать главу

Ощутив боль в сердце и подступающую к горлу тошноту, Лэнсинг отвернулся от окошка, утер взмокший лоб, будто стирал с лица замаравшие его ненависть и отвращение.

- Я не могла смотреть. Бросила туда лишь мимолетный взгляд.

Лэнсинг ощутил, что покрывается гусиной кожей, а его самого тянет съежиться, стать крохотным и незаметным.

- Забудь об этом, - сказала Мэри. - Будто ничего и не видел. Это я виновата: надо было предупредить.

- А что в остальных? Так же скверно?

- Нет, этот - хуже всех.

- Вы только поглядите! - воскликнул Генерал. - Ни разу в жизни не видел ничего подобного. - И отошел в сторону, чтобы Лэнсинг мог заглянуть в глазок. Местность была очень неровной, не было ни одной плоской площадки, и лишь через несколько секунд до Лэнсинга дошло, почему: вся поверхность земли - если только таковая имелась - была покрыта стоящими вплотную одна к другой пирамидками высотой примерно до пояса. Определить, являли собой эти пирамиды поверхность грунта, или зачем-то поставлены здесь каким-то деятелем, было совершенно невозможно. Вершины пирамид были заострены, и всякий пришелец, попытавшийся прорваться сквозь их строй, имел блестящую возможность усесться на кол.

- Должен признать, - заявил Генерал, - что это самые великолепные заграждения из всех, какие я видел. Перебраться через них будет трудновато даже на танке.

- Так вы думаете, что это фортификационные сооружения? - уточнила Мэри.

- Не исключено, но не пойму, зачем они тут. Здесь нет никакой твердыни, которую следовало бы оборонять.

И это действительно было так: поле пирамид простиралось до самого горизонта; там не было ничего, кроме них.

- По-моему, мы так никогда и не узнаем, что же это такое на самом деле, - сказал Лэнсинг.

- Узнать можно, - подал голос стоявший позади Пастор. - Надо отодвинуть засовы, открыть дверь и зайти в...

- Нет, - решительно оборвал его Генерал, - вот как раз этого мы и не можем себе позволить. Эти двери могут оказаться ловушками. Откроешь дверь, сделаешь шаг через порог, и обнаружишь, что нет больше ни двери, ни порога, а ты уже там, откуда нет возврата.

- Вы не верите ни во что, - буркнул Пастор. - Всюду видите только ловушки.

- Это воинская выучка, не раз сослужившая мне добрую службу и спасшая меня от множества глупых шагов.

- Остался еще один мир, - сообщила Лэнсингу Мэри, - и это печальнейшее зрелище на свете. Не спрашивай, почему. Просто так, и все.

Мир действительно был печален. Прижав лицо к смотровому окошку, Лэнсинг увидел сумрачную лесистую лощину. Деревья, росшие на склонах окаймлявших ее холмов, были угловатыми и покореженными. Эти кривые деревья напоминали ковыляющих древних старцев, хотя в этом мире не шевелилось ничто - не было даже играющего листвой ветерка. "Быть может, - подумал Лэнсинг, - в том-то и состоит печаль: быть навечно скованным в мучительном движении". Среди деревьев там и тут виднелись утонувшие глубоко в земле замшелые валуны, а еще Лэнсинг догадывался, что по дну рассекавшего склон глубокого оврага должен бежать поток - но вряд ли его воды весело журчат. И все-таки Эдуарду никак не удавалось докопаться до причины печали - ну да, это унылое зрелище, подобный вид не может не внушать тоску, но откуда взялась печаль?

Отвернувшись от глазка, он взглянул на Мэри, но та лишь покачала головой.

- Не спрашивай. Я и сама не пойму.

16

Костер они развели ради тепла и уюта: солнце уже закатилось, и внутри здания стало довольно зябко. Теперь же они расселись вокруг костра и повели беседу.

- Я бы предположил, - начал Генерал, - что двери могут содержать в себе разгадку причины нашего прибытия, но мне это кажется маловероятным.

- Мне совершенно ясно, - заметил Пастор, - что двери ведут в иные миры. Если мы попытаемся войти в них...

- Да говорю я вам, - перебил Генерал, - что двери - это ловушки. Только попробуй начать с ними возиться, враз обнаружишь, что обратной дороги нет.

- Очевидно, - сказала Мэри, - что жителей этого города весьма занимали иные миры. Мы располагаем не только дверями, но и графостатом. То, что в нем по-прежнему виднеется - наверняка другой мир.

- Вот чего мы не знаем, - проговорила Сандра, - это являются ли они реальными мирами, или это ландшафты воображения. Мне приходит в голову, что это своеобразный жанр изобразительного искусства - быть может, с нашей точки зрения несколько нетрадиционный, но не можем же мы заявлять, что познали все возможные виды искусства.

- По-моему, это полнейшая бессмыслица, - возразил Генерал. - Ни один пребывающий в здравом уме художник не заставит зрителя глазеть на свое творение через какую-то дыру! Он предпочтет повесить его на стену, где оно будет видно всем и каждому.

- Вы просто подходите ко всему несколько узколобо, - не согласилась Сандра. - Откуда вам знать, чего желает художник или какие он изберет средства? Быть может, взгляд сквозь глазок - единственный способ подвести зрителя к творению вплотную, заставить его сосредоточиться на произведении и забыть об отвлекающем от созерцания окружении? А настроения? Вы заметили, что каждому глазку присуще единственное, четко выверенное настроение - и каждое из них апеллирует к чему-то новому, к иной части эмоционального спектра? Одно это уже делает их истинным искусством.

- А я все равно не верю, что это искусство, - стоял на своем Генерал. - Я считаю, что это двери в иные миры, от которых лучше держаться подальше.

- Сдается мне, что мы кое-чем пренебрегли, - вмешалась в этот спор Мэри. - А именно - найденными Эдуардом и Юргенсом картами. Насколько я понимаю, ни одна из них не относится к месту нашего пребывания. Наверно, это карты некоторых из увиденных нами миров. В таком случае, должен иметься способ войти туда и вернуться обратно.

- Быть может, это и так, - согласился Генерал, - но они знали, как это сделать, а мы - нет.

- На картах могут быть показаны другие районы мира, в котором мы находимся, - предположил Юргенс, - а мы этого не знаем, потому что видели лишь малую его часть.

- Сдается мне, - Лэнсинг потянулся за картами, - что вот на этой показан тот район, в котором мы находимся. Да, вот она. - Он развернул карту и расстелил ее на полу. - Смотрите, вот здесь может быть наш город: покрытый крестиками район может быть общепринятым обозначением города, а вот это, пожалуй, дорога, которой мы сюда прибыли. А этот черный квадрат может означать таверну.