Подобраться ближе к поверхности планеты непросто. Облака Венеры состоят из чистой серной кислоты. Большая часть атмосферы — углекислый газ, и его здесь так много, что атмосферное давление на поверхность планеты превосходит земное в девяносто два раза. На поверхности Венеры атмосферное давление просто раздавило бы человека в лепешку. Другой эффект углекислого газа в атмосфере — тепло, которого здесь очень много. В пасмурный день — а дни на Венере всегда пасмурные — поверхность планеты прогревается до 460 °C; там жарче, чем на поверхности Меркурия. Лаборатория реактивного движения NASA в Пасадене проектирует аэробот, который будет просто скидывать зонды на поверхность и принимать информацию, которую они успеют сообщить, прежде чем температура и давление выведут их из строя. Другой проект предусматривает создание аэростата с двухфазным рабочим телом на гелии и воде, который будет нырять к поверхности планеты за образцами, а затем подниматься и запускать собранные образцы на маленьких ракетах на орбиту, где их будет подбирать орбитальный аппарат.
К счастью, в большинстве своем иные миры, которые мы собираемся исследовать, гораздо менее враждебны к человеку, чем Венера. Титан, самый крупный спутник Юпитера, имеет вдвое более плотную атмосферу, чем Земля, и состоит в основном из азота и нефтехимических соединений. Летательный аппарат мог бы без проблем опуститься на поверхность этой луны в поисках сложных органических соединений, которые, по мнению ученых, могут там скрываться. Джулиан Нотт — аэронавт, пролетевший в 1975 г. на тепловом аэростате над пустыней Наска, — считает, что в тамошних идеальных условиях воздушный шар сможет летать десятилетиями. И это не пустые рассуждения: последние пять лет Джулиан работает вместе с Лабораторией реактивного движения над подробным проектом надувных зондов для Титана.
Юпитер тоже доступен для исследования из верхних слоев атмосферы. Юпитерианские летательные аппараты, естественно, будут совершенно не похожи на своих марсианских родичей. Юпитер слишком далеко от Солнца, чтобы полагаться только на солнечную энергию. Вместо этого им придется получать энергию из инфракрасного излучения самой планеты-гиганта. Кроме того, юпитерианская атмосфера — это по большей части водород, так что аэростаты, очевидно, нельзя наполнять ни водородом, ни гелием. В юпитерианской атмосфере смогут летать только тепловые аэростаты — монгольфьеры. Не правда ли, чудесно, что технология 1783 г. может когда-нибудь оказаться полезной там, в далеких просторах Солнечной системы?
Мы возвращаемся домой, медленно падаем сквозь стратосферу вниз, на землю, вращаясь как кленовое семя. Здесь нет бурь, нет холодных и теплых атмосферных фронтов; здесь вообще нет погоды. В стратосфере теплый воздух всегда движется поверх холодного, а температура стабильно падает до жуткого холода — примерно до -60 °C. На этих морозных высотах нетрудно представить, что жизнь на Земле течет так же спокойно, стабильно и предсказуемо.
Однако где-то между пятнадцатью и восемью километрами над поверхностью происходит что-то странное. Чем ниже мы опускаемся, тем жарче становится. Нижние слои атмосферы греются от земли. Нагреваясь снизу, как вода в кастрюле на плите, они перемешиваются и закручиваются. Массы теплого воздуха сквозь холодные слои прокладывают себе путь вверх, а тяжелые пласты холодного воздуха устремляются вниз, к поверхности планеты, бешеные ветры соприкасаются друг с другом, заряжая атмосферу электричеством. На ночной стороне земного шара сверкают молнии. Бурное дно атмосферного океана образует тропосферу. Здесь живет погода. И в какой-то степени — мы, по крайней мере большую часть времени. В этом густом и бурлящем воздухе разворачиваются наши крылья: SpaceShipTwo становится обычным планером.