Выбрать главу

Иван в который раз закрыл глаза, чтобы накатившая дремота окунула его во влажное марево тропического леса, по которому они пробирались на побережье. И противниками для них стали вовсе не дикари, которые приняли этих новых белых вполне дружелюбно, тем более, что они вовсе не собирались их как-то притеснять, во всяком случае пока. Их было слишком мало, чтобы начинать делить с местными территорию. К тому же, никто из них даже не сомневался, что Петр Алексеевич не слишком надеялся на их успех, но переселенцы и сосланные с ними попы и преображенцы вцепились в эту землю зубами, не собираясь с нее уходить по доброй воле. Вот только им нужна была помощь, и Долгорукого отправили за ней, надеясь, что государь вспомнит все-таки, что когда-то называл Ивана другом.

Высадили их голландцы вовсе не там, где наметил государь, но выяснилось это уже после того, как нагрянули испанцы. А так как староверам на какие-то там папские пакты было наплевать, то в итоге вышел спор насчет территории, которую они уже объявили своей, и на которой никого из иноземцев пока не было. В ответ на показанную карту, которую ткнул в лицо старшему староверу командир экспедиционного отряда испанцев, Игнат Лаптев ответил, что может такую вот прямо сейчас нарисовать, и отметить эту территорию за Российской империей, так что она для него вообще ничего не значит. Главное, кто успел на еще ничейной земле флаг страны своей установить над фортом, тот и хозяин территории, и это были вовсе не испанцы. Конфликт был неизбежен, и Иван должен был убедить Петра хотя бы переговорить для начала с Испанией, может быть, предложить им что-нибудь за этот кусок довольно опасной земли, потому что там было, за что и повоевать, вот только, Испания пока об этом не знала, и, как уверился сам Иван, не слишком дорожила именно этой территорией, потому что на ней не было ни золота, ни серебра. Каким образом они умудрились высадиться на том небольшом участке четко отмерянной территории, миновав при этом пару довольно крупных городков, принадлежащих испанцам, оставалось загадкой, так же, как и то, что неопытные в то время русские моряки, да и сам Иван Долгорукий, проворонили момент, когда их флотилия прошла по Магелланову проливу, выйдя в Тихий океан. Голландцы объяснили это потом тем, что не совсем поняли, куда именно нужно было попасть русским, да и шторм, который долго швырял их флотилию так, что они едва не потерялись, разбросанные в океане, внес свои коррективы. Испанцы же побоялись вступать в вооруженный конфликт, учитывая то, что противостоять им собирались вовсе не туземцы, над которыми они имели неоспоримое преимущество, да и флотилия, ради которой к русским и отправили экспедицию, внушала определенное уважение. Ну и то, что здесь не было золота и серебра определяло не слишком великий гарнизон, предоставленный для охраны испанской короной. Однако, решать что-то нужно было, и Иван с семьей и очень ценным грузом отправился в обратный путь, пообещав вернуться с каким-либо решением и помощью, и он намеривался сдержать слово.

Дверь распахнулась и оттуда начали выходить моряки, что-то между собой обсуждая. Дмитрий Кузин выскочил из-за своего стола и скрылся за дверьми кабинета. Вышел он оттуда минут через пять, и кивнул встрепенувшемуся Ивану и вскочившему Петьке, что можно входить. Когда Иван вошел в кабинет вслед за Шереметьевым, то увидел, что государь стоит к ним спиной и задумчиво смотрит в окно, за которым таял последний снег и заливались птицы, приветствуя буйство весны и зарождение новой жизни.

Долгорукий в нерешительности остановился, не зная, как себя вести с этим Петром Алексеевичем, которого едва узнавал. Строгий, практически лишенный украшений камзол очень необычной формы подчеркивал ширину плеч и узкую талию этого уже молодого мужчины, а не просто рослого мальчика, которого он запомнил, когда уезжал. Петр продолжал смотреть в окно и, казалось, не замечал посетителей, которые не решались нарушить напряженное молчание. Наконец, государь обернулся, и Иван увидел перед собой повзрослевшее лицо с пронзительным цепким взглядом, который только начал образовываться у Петра к моменту его отъезда.