Ответ «Русскому вестнику»
Статья. Вр, 1861, № 5, без подписи. (XIX)
Это — вторая статья (после «Образцов чистосердечия»), в которой Достоевский продолжил дискуссию (теперь уже напрямую с «Русским вестником») о женском вопросе и «Египетских ночах» А. С. Пушкина, поводом для которой послужил фельетон П. И. Вейнберга (под псевдонимом Камень-Виногоров) в редактируемом им еженедельнике «Век» (1861, № 8, 22 фев.)
Большое место здесь занимает художественный анализ «Египетских ночей», Достоевский ещё раз, как бы продолжая развивать тезисы ещё одной своей статьи — «“Свисток” и “Русский вестник”» — опровергает утверждение М. Н. Каткова о недостаточной будто бы глубине пушкинского творчества.
Ответ «Свистуну»
См. Журнальные заметки.
Отцы и дети
Неосущ. замысел, 1876. (XVII)
Записи к этому роману опять с «чужим» названием (см. «Борис Годунов») появились в записной тетради среди материалов к мартовскому выпуску «Дневника писателя». Не случайно название (конечно, — условное, предварительное) перекликается с известным произведением И. С. Тургенева: две главные темы тургеневского романа «Отцы и дети» (1862) — «нигилизм» и столкновение-спор «отцов» и «детей» — уже в те годы тоже крайне интересовали Достоевского. В «Преступлении и наказании», «Идиоте», «Вечном муже» и особенно «Подростке» писатель уже в какой-то мере касался этих тем, а в январском выпуске ДП за 1876 г. сообщил читателям: «Я давно уже поставил себе идеалом написать роман о русских теперешних детях, ну и, конечно, о теперешних их отцах, в теперешнем взаимном их соотношении. <…> я возьму отцов и детей по возможности из всех слоёв общества и прослежу за детьми с их самого первого детства.<…> А пока я написал лишь “Подростка” — эту первую пробу моей мысли…» Роман «Отцы и дети» Достоевский так и не написал, но основные коллизии плана-замысла в какой-то мере воплотились впоследствии в романе «Братья Карамазовы».
П
Петербургская летопись
Фельетоны. СПбВед, 1847, № 93, 27 апр.; № 104, 11 мая; № 121, 1 июня; № 133, 15 июня, с подписью: Ф. Д.; а также № 81, 13 апр. (коллективное), с подписью: Н. Н. (XVIII)
Под фельетоном в середине XIX в. понимался «отдел росказней в газете» (В. И. Даль). По сути, тогдашний фельетон — это синтез репортажа, обозрения и эссе «обо всём и ни о чём», рассуждения на злобу дня, зарисовки городской жизни с элементами физиологического очерка. В «Санкт-Петербургских ведомостях» воскресный фельетон имел постоянное название «Петербургская летопись», и в этом разделе печатались поочерёдно несколько авторов. Очередной фельетон в номере от 13 апреля 1847 г. сопровождался примечанием, что из-за внезапной кончины постоянного фельетониста Э. И. Губера редакция вынуждена была обратиться к «одному из наших молодых литераторов». Им, по мнению исследователей, был — А. Н. Плещеев, который привлёк к соавторству своего товарища, тоже «молодого литератора» Достоевского, уже широко известного к тому времени после публикации «Бедных людей» и «Двойника». А уже следующий фельетон, в номере СпбВед от 27 апреля, и ещё три Достоевский написал самостоятельно и подписал своими инициалами. Главная тема фельетонов Достоевского — Петербург; сквозной герой-рассказчик — «фланёр-мечтатель». Размышления «фланёра-мечтателя» о Петербурге, его роли в истории России, типологии жителей столицы перемежаются бытовыми зарисовками, уличными сценками, набросками характеров. Всё это послужило своеобразными эскизами к произведениям, которые писатель уже вскоре создаст — «Слабое сердце», «Белые ночи», «Неточка Незванова» и др. А, к примеру, сластолюбивый Юлиан Мастакович не только целиком «перейдёт» из «Летописи» в повесть «Слабое сердце» и рассказ «Ёлка и свадьба», но и отразится, в какой-то мере, в образах таких героев поздних произведений Достоевского, как Трусоцкий в «Вечном муже» и Свидригайлов в «Преступлении и наказании». Опыт фельетониста впоследствии пригодился как Достоевскому-журналисту («Петербургские сновидения в стихах и прозе»), так и Достоевскому-художнику, в романах которого фельетонность играла такую значительную роль.