<…> Итак, Достоевский выступал как заговорщик, думающий «произвести переворот в России», так что — элемент случайности в его аресте отпадает.
<…> В том, что существующий порядок должен был кончиться Достоевский не сомневался, но вставал вопрос как? На Западе должна быть революция, а Россию спасет от революции православие. Как видно, в этом случае Достоевский оказался плохим пророком.
<…> И вот такой человек становится редактором «Гражданина»! Понятно, что работать там ему было трудно. Отношения с издателем журнала князем Мещерским делались все напряженнее и Достоевский через год покидает журнал. Консервативно настроенные друзья упрекали его в измене, не понимая, что Достоевский никогда не был полностью с ними. Он был вечным бутовщиком против всего, что ограничивало и угнетало свободу человека.
Таким Достоевский встает перед нами и по другим воспоминаниям современников. «Говорил Достоевский очень хорошо, красиво и убежденно — пишет В. Микулич. — Он громил католичество и папство, громил гнилой Запад с его культурой и жизнью, в которой все подкопано, расшатано и не сегодня-завтра, рухнет и исчезнет… Он говорил не раз, что «нищей» земле нашей суждено, может быть, сказать новое слово миру. Он горячо верил в высокую миссию русского народа». Далее Микулич пишет, что Достоевский был далек от людей подобных князю Мещерскому и Страхову. «Какие они единомышленники?… Те любят то, что есть. Он любит то, что должно прийти. А если он так ждет, так ждет того, что должно прийти, значит он не так уж доволен тем, что есть» [ГРИШИН (I). С. 23–24].
Здесь опять-таки можно найти антиномию: Достоевский превозносит «почву» (в потенции) и одновременно не доволен тем, что она порождает в реальности.
В конфликтной ситуации Достоевский способен был и на фрондерство, что, например, имело место в ситуации с романом «Подросток.
9 марта 1874 года писатель уходит из «Гражданина», отказывается от 3000 р. годового содержания и остается без всяких средств. В апреле он едет в Москву запродать в «Русский Вестник» проект своего нового романа <«Подросток»>. Но Катков не решается заплатить 250 рублей с листа и дает ответ уклончивый. В феврале 1874 года писатель на несколько дней приезжает в Петербург и привозит в редакцию «Отечественных Записок» первые две части романа. Некрасов встречает его «чрезвычайно дружески и радушно» [МОЧУЛЬСКИЙ. С. 398].
Роман был опубликован в некрасовском либерально-демократическом журнале «Отечественные записки» в 1875 г., что, несмотря на смягчающие ситуацию разъяснения Достоевского, в правоконсервативном лагере было воспринято как идейное ренегатство.
Интересно, однако, что консервативный антиэгалитаризм[45]Достоевского, его тесная связь с сановной бюрократией (кн. Мещерский, Победоносцев, Катков) и Двором[46], не стали, сами по себе, предметом широкого критического обсуждения в среде его современников[47]. Известно, впрочем, язвительное четверостишие сатирика-демократа Дмитрия Минаева (1873):
На союз Ф. Достоевского с кн. Мещерским
Другое дело — истовый национализм писателя. Очень многим он импонировал: и тогда, и сегодня очень многие поклонники писателя убеждены, что:
Достоевский был русским, был предан России и беспредельно, болезненно, и страстно любил свой народ. Он выражал собою ярчайший тип русского с типичными для него общечеловеческими стремлениями [ГРИШИН (I). С. 20].
В свою очередь русские люди, не склонные к национальной чванливости и самообольщению, уже в те далекие времена, когда публицистические выступления Достоевского являлись частью актуального российского дискурса (см. Гл. IV), относились резко критически к националистическим визионерским высказываниям писателя, типа его утверждения, что русские якобы
45
Русские консерваторы являлись решительными противниками социального равенства в любой его форме. Единственным подлинным равенством признавалось ими равенство людей перед Богом. Ими постулировалось, что неравенство людей в своих способностях естественно и благотворно для развития общества, ведь именно неравными большинству способностями и талантами выдающихся личностей человечество обязано всеми достижениями науке и технике, литературе и искусству. Но если люди не равны друг другу в способностях, то, по их мнению, вполне естественным являлось и то обстоятельство, что в обществе существует социальная иерархия.
46
Нужно думать, что Победоносцев, дававший царям ряд советов в области их культурных интересов и отношений, подал мысль Александру II пригласить Достоевского для бесед со своими младшими сыновьями. С начала 1878 г. начались собеседования писателя с вел. князьями Сергеем и Павлом, продолжавшиеся и в последующие годы. <…> Вскоре после этого Достоевский, по приглашению брата царя генерал-адмирала Константина Николаевича, выступает в той же роли перед его сыновьями Константином (будущим «К. Р.») и Дмитрием. Воспитательное значение этих встреч всячески подчеркивалось свыше. Знаменитый писатель призывался раскрывать великим князьям их роль в современной истории, морально наставлять и политически направлять их [ГРОССМАН Л. П. (I). С. 22–23].
47
Особо отметим, что если Достоевский, как «Вам благодарный, Вам верный и Вас беспредельно любящий слуга Ваш» подносил свои сочинения наследнику престола, в недалеком будущем императору Александру III и читал «Братьев Карамазовых» его супруге — в то время еще Вел. княгине Марии Федоровне, то граф Лев Толстой, имевший близкого родственника в ее окружении, напротив, демонстративно отказывался от такого рода выражения своих верноподданнических чувств.