Федор Михайлович всегда поражал меня широкостию своих сочувствий, уменьем понимать различные и противоположные взгляды.
<…> Он бывал чрезвычайно ласков, а когда он делался ласковым, то привлекал к себе неотразимо. В таком настроении он часто повторял слово «голубчик». Это действительно особенно ласковое слово любят очень многие русские люди, но я до сих пор не знал никого, в чьих устах оно выходило бы таким задушевным, таким милым[86].
Общественная деятельница и педагог Христиана Алчевская (урожд. Журавлева; 1841–1920), общавшаяся с Достоевским в 1870- гг., вспоминает:
Передо мною стоял человек небольшого роста, худой, небрежно одетый. Я не назвала бы его стариком: ни лысины, ни седины, обычных примет старости, не замечалось; трудно было бы даже определить, сколько именно ему лет; зато, глядя на это страдальческое лицо, на впалые, небольшие, потухшие глаза, на резкие, точно имеющие каждая свою биографию, морщины, с уверенностью можно было сказать, что этот человек много думал, много страдал, много перенес. Казалось даже, что жизнь потухла в этом слабом теле. Когда мы уселись близко, vis-a-vis, и он начал говорить своим тихим, слабым голосом, я не спускала с него глаз, точно он был не человек, а статуя, на которую принято смотреть вволю. Мне думалось: «Где же именно помещается в этом человеке тот талант, тот огонь, тот психологический анализ, который поражает и охватывает душу при чтении его произведений? По каким признакам можно было бы узнать, что это именно он — Достоевский, мой кумир, творец «Преступления и наказания», «Подростка» и проч.? И в то время когда он своим слабым голосом говорил об отсутствии в нашем обществе стойких самостоятельных убеждений, о сектах, существующих в Петербурге для разъяснения будто бы Евангелия, о нелепости спиритизма и интеллигентного кружка, дошедшего до вывода, что это нечистая сила, о деле Каировой, о своей боязни отстать от века и перестать понимать молодое поколение или диаметрально противоположно разойтись с ним в некоторых вопросах и вызвать его порицание, об анонимных письмах, в которых за подписью «Нигилисты» говорится: «Правда, вы сбиваетесь в сторону, делаете промахи, погрешности против нас, но мы все-таки считаем вас нашим и не желали бы выпустить из своего лагеря», о тех ошибках и перемене взглядов на вещи, которых он не чужд до сих пор; в то время как он говорил это не только не с надменностью замечательного ума, психолога и поэта, а с какой-то необыкновенной застенчивостью, робостью и точно боязнью не выполнить данного ему жизнью поручения честно и добросовестно, мне вдруг показалось, что передо мною вовсе не человек. Таковы ли люди, — все те люди, которых знаю я? Все они так реальны, так понятны, так осязаемы, а здесь передо мною дух непонятный, невидимый, вызывающий желание поклоняться ему и молиться. И мне непреодолимо захотелось стать перед ним на колени, целовать его руки, молиться и плакать…[87]
Но существовал и другой образ Достоевского. В представлениях многих людей, и особенно многочисленных недругов писателя, это была демоническая натура: игрок, мрачный мизантроп и «чуть не растлитель и ханжа» [ЛАЗАРЕВСКИЙ Б. А.]. «Скверные анекдоты»[88], касающиеся биографии и личности Достоевского, появились еще при его жизни. Так:
Некий Поль Гримм выпустил в 1868 году в Вюрцбурге — на французском языке — книгу «Les mysteres du Palais des Czars (Sous l'Empereur Nicolas I)» — «Тайны царского двора (При Николае I)». В ней события развивались в 1855 году. По версии автора, Достоевский, названный своим полным именем, вернувшись из Сибири, вновь затевает заговор, вновь арестован, осужден к ссылке в Сибирь, но по дороге в Шлиссельбургскую крепость умирает. Жена Достоевского, добившаяся было у царя прощения для мужа, узнав о его смерти, уходит в монастырь. Сам Николай I кончает самоубийством. Достоевского возмутила эта ахинея, он хотел даже протестовать во французских газетах, начал писать опровержение, но после — остыл, смирился. Интересно, как бы он отреагировал на роман дважды лауреата Букеровской премии. Нобелевского лауреата 2003 года южноафриканского писателя Джона Кутзее «The Master of Petersburg» (в русском переводе — «Осень в Петербурге», 1994), в котором описываются не менее фантастические события «из жизни Достоевского», да еще делаются намеки на якобы патологическую склонность писателя к маленьким девочкам и его анонимное якобы участие во французских порнографических изданиях? [ФОКИН].
Одним из самых парадоксальных документов — как отзыв ближайшего друга и соратника (sic!), является очернительное, с точки зрения характеристики личности Ф. М. Достоевского, письмо Н. Н. Страхова к Л. Н. Толстому[89] от 28 ноября 1883.
86
Соловьев Всеволод Сергеевич: [ЭР: ФМД]: URL: https://fedordos-toevsky.ru/around/Soloviev_Vs_S/
87
Алчевская Христина Даниловна: [ЭР: ФМД]: URL: https://fedordos-toevsky.ru/around/Alchevskaya_H_D/
88
«Скверный анекдот» — рассказ Ф. М. Достоевского 1862 г., написан в сатирическом ключе, с элементами гротеска.
89
Николай Страхов почти четверть века, до самой своей кончины в 1896 г., поддерживал со Львом Толстым дружеские отношения и состоял с ним в переписке.